Александр Ливергант - Вирджиния Вулф: «моменты бытия»

Такова «история вопроса». Творческая же его сторона куда любопытней. Необычно не только название сборника, но и критический метод Вирджинии Вулф, который обращает на себя внимание с первых же эссе. Во-первых, критик отказывается от претензий на то, что у нас называется «академическим литературоведением». Вулф оперирует иными терминами, пишет, что хочет «выработать новый критический метод, что-то менее жесткое и заформализованное». Литературные произведения она исследует не столько ради самой литературы, сколько ради того, чтобы разобраться в себе, в жизни.

«Буду исследовать литературу, – читаем запись в дневнике от 5 сентября 1923 года, – чтобы ответить на некоторые вопросы о нас самих».

Об этом же – более пространно и эмоционально – она напишет спустя без малого двадцать лет, в самом конце жизни:

«Мне бы хотелось изобрести новый критический метод – что-нибудь более быстрое и легкое, более разговорное и все же насыщенное, более близкое к тексту и менее жесткое, более воздушное и похожее на полет… Старая проблема: как сохранить полет мысли, но быть точной» [115] «Дневник писательницы». С. 372–373. 22 июня 1940 г. .

Во-вторых, Вулф, вслед за своим отцом, автором многих неакадемических эссе, где разговор с читателем ведется, так сказать, «по душам», апеллирует не к профессиональному, а к обыкновенному , неискушенному читателю, читающему удовольствия ради.

«Мне доставляет радость общаться с обыкновенным читателем, ибо в конечном итоге это благодаря его здравому смыслу, его не испорченному литературными пристрастиями вкусу, судят люди о праве поэта на поэтические лавры, – замечает доктор Джонсон, авторитетный английский просветитель, в «Жизнеописании Грея», вошедшем в «Жизнеописания выдающихся английских поэтов». – За ним последнее слово, после того как умолкнет суд тонких ценителей художественности и несгибаемых приверженцев науки» [116] Вулф В. Обыкновенный читатель / пер. Н.И.Рейнгольд. .

Два сборника своих избранных эссе (второй выйдет семью годами позже) писательница так и назовет – «Обыкновенный читатель» (“The Common Reader”). В переводе дательный падеж был бы, пожалуй, уместнее именительного – «Обыкновенному читателю»; мотив обращения к такому читателю, приглашение к совместному чтению стал бы тем самым очевиднее, прозрачнее. Читает критик Вулф словно бы вместе с ним, обыкновенным читателем, отчасти его глазами. Настоятельно рекомендует ему не прислушиваться к чужим советам, не идти на поводу у авторитетов, «тонких ценителей художественности», не давать «несгибаемым приверженцам науки» «сковывать вашу самостоятельность». Как критик следует собственным рекомендациям из эссе «Как читать книги»: придерживаться независимости суждений, не навязывать автору своих взглядов, а также – пытаться перевоплотиться в автора, «стать ему верным товарищем и помощником… открыться автору умом и сердцем».

Есть, однако, в названии сборника, в его, так сказать, «демократическом посыле» и некоторое лукавство. Ведь далеко не всякому «обыкновенному читателю» по силам прочесть, тем более оценить такие эссе Вулф, как, скажем, «Заметки на полях шекспировских пьес» или «О глухоте к греческому слову». А впрочем, «обыкновенный» вовсе ведь не обязательно значит «невежественный», «поверхностный»…

Главное же достоинство критической прозы Вирджинии Вулф (получившей, сразу скажем, самую высокую оценку критического сообщества [117] «Голди ( Times ) пишет, что, по его мнению, “это лучшие критические сочинения в Англии – самые мудрые, остроумные и основательные”». «Дневник писательницы». С. 110. 9 мая 1925 г. ), не в демократизме, не в желании по возможности облегчить читателю чтение, говорить о сложных вещах в форме живой беседы, без примечаний и сносок, – а в том, что на старые, давно читанные-перечитанные вещи и их авторов она смотрит по-новому, так, будто открывает книгу впервые. Все равно – поэзия это или проза, классика или современность, художественная литература или документальная.

Кстати говоря, критик Вирджиния Вулф любит описывать «нехудожественные» жанры: письма, дневники, воспоминания, биографии. Любит «копаться в старых сундуках», как она выражалась: одно эссе из первого сборника «Обыкновенного читателя» так и называется – «Елизаветинский сундук».

«Я рыщу по публичным библиотекам и нахожу великое множество затонувших сокровищ», – записывает она в дневнике 9 августа 1921 года.

Интересуется тем, что принято называть «документом эпохи»; непреходящим увлечением этим она в первую очередь обязана, конечно, отцу, сэру Лесли.

От отца же и ее всегдашний интерес не только к обыкновенному читателю, но и к «обыкновенному» писателю, забытому за давностью лет; слова «неизвестный», «забытый» часто фигурируют в названиях ее эссе: «Неизвестные елизаветинцы», «Забытая жизнь»; одно время у Вулф был даже план создать целую серию биографий под рубрикой «Жизнь неизвестных людей». «Неизвестное», «забытое» всегда было для ее эссеистики, как теперь у нас на английский манер выражаются, – «вызовом», творческой мотивацией.

«Читать с карандашом в руке, делать открытия, искать промахи, думать о фразах, когда почва совсем чужая, – остается моим любимым занятием», – признаётся она в дневнике [118] «Дневник писательницы». С. 185–186. 8 декабря 1929 г. .

Этим публикаторским изысканиям, читающимся порой как остросюжетный детектив, не всегда, впрочем, можно верить. Подобно автору «Воображаемых портретов» Уолтеру Пейтеру, Вулф безупречно владеет и жанром биографии вымышленной, «воображаемой». Подобно тому, как она «додумывала» попутчиков в поезде, или прохожих на улице, или служанку в сельской гостинице во Франции, – она «додумывает» и литературный процесс. Любительница литературных мистификаций, Вирджиния Вулф пишет «воображаемые портреты». Выдумывает «забытых» писателей и их «неизвестные» произведения. Как, например, в «Мемуарах романиста» – ранней рецензии Вулф на несуществующий роман «Жизнь» никогда не существовавшей романистки мисс Линсетт. Вообще, «литературу воображения», даже критическую, Вулф ставит выше «литературы факта». Она убеждена: беда современного критика в том, что «даже самые искренние из них рассказывают только то, что произошло с ними самими, а создать воображаемый мир они не могут – слишком зависят от мнения других людей» [119] «На взгляд современника» (1925). Перевод Н.И.Рейнгольд. .

Поражает воображение не только объем ее критического наследия (за без малого сорок лет критической деятельности – более 400 статей, эссе, рецензий), но и «разброс» интересов. Это и писатели викторианского времени, и писатели-современники, эдвардианцы и георгианцы, и античные авторы, и елизаветинцы, и поэты-метафизики, и просветители, и романтики. И не только прозаики и поэты, но и политики, философы, критики, мемуаристы, биографы. Причем вовсе не обязательно первого ряда: внимание Вулф привлекали не только Монтень, Свифт, Чехов или Конрад, но и современник Сэмюэля Пипса, автор, как и Пипс, дневников времен Реставрации Джон Ивлин, мемуаристка эпохи французской революции Фанни Бёрни, которую она читала еще в отрочестве, поэтесса Дороти Вордсворт, романист Джордж Гиссинг.