Вячеслав Недошивин - Джордж Оруэлл. Неприступная душа [litres]

Последнее утверждение Оруэлла отнюдь не голословно. Не выпущенных в эфир передач Оруэлла оказалось так много, что ученый и библиофил У.Уэст отыскал в архивах «Би-би-си» 62 неизвестных радиосценария писателя и 250 писем его. Найденное составило два внушительных тома, изданных в 1985 году: «Военные эфиры» и «Комментарии войны». Позже, в 1988 году, они, под редакцией У.Уэста, вышли отдельной книгой: « Orwell: The Lost Writings ».

Возможно, биографы не принимают во внимание, что «Би-би-си», откликаясь на настроения общества, вынуждена была создавать «положительный образ» России. К концу 1943 года симпатии британского общества к СССР выросли настолько, что к 7 ноября (по сути, к месяцу увольнения Оруэлла с радио) «Би-би-си» подготовила «в честь» России множество программ. «Главное – передать дух России, – докладывали радийщики наверх. – Лейтмотивом станут признательность и восхищение тем, что советские войска и народ сделали в этой войне. Но будет и еще одна, более глубокая цель – реалистично показать, чем жил и живет русский народ, что такое русский характер и советская цивилизация в целом…» Из МИДа предупредили – не перестарайтесь: «Соблюдайте осторожность и будьте внимательны, чтобы не прославлять советский режим. Это касается и песен, которые будут звучать в эфире. Если они на русском – это не страшно. Но если они переведены на английский и в них воспевается коммунизм, их следует немедленно исключить… В министерстве иностранных дел ждут расшифровок этих передач…»

Ныне колонка Оруэлла « As I please » считается классикой жанра, она давно включена в различные антологии и хрестоматии в качестве образцов журналистики, свободной формы ее, в качестве примера и владения языком, и выбора остроты тем. Но сам Оруэлл, не считая эту работу своей «сильной стороной», отзывался о должности «литературного редактора» не без свойственного ему мрачноватого юмора: «Сомнительно, – напишет потом, – становиться редактором тому, кто долгое время являлся свободным журналистом. Это как если бы осужденный узник прямо из своей камеры был отправлен на должность начальника тюрьмы…»

Некоторые британские исследователи 2000-х годов считают ныне, что первичным импульсом к созданию «Скотного двора» стала для Дж.Оруэлла книга Роберта Тресселла «Оборванцы-благотворители», изданная еще в 1914 году ( Tressell R. The Radded - Trousered Philanthropists . London , 1914). С ней он познакомился, как утверждают, в 1932 году, в библиотеке городка Лидс. В книге Р.Тресселла (настоящее имя – Роберт Крокер), умершего в 1911 году, рассказывается об «очеловеченной» лошади и ее страданиях от тирании людей (ср. с «Холстомером» Л.Н.Толстого). Этот факт о книге Тресселла знали, но проигнорировали ранние биографы Оруэлла, хотя, как мне кажется, он вряд ли имел значение для писателя.

Первые цензурные списки, так называемые «индексы» – « Index Librorum rohibitorum », – стали появляться с 1559 года; ими церковь запрещала к изданию, распространению и чтению нежелательные рукописи. В России подобные списки стали распространяться, когда по распоряжению Министерства внутренних дел был напечатан 20-страничный «Алфавитный каталог книгам на русском языке, запрещенным к обращению и перепечатанию в России» (цензура в России существовала и раньше; это был всего лишь первый официальный список). А уже в советское время «Списки книг, подлежащих изъятию из библиотек и книготорговой сети» насчитывали по 300–400 страниц и включали до 10 тысяч названий. Последний, кстати, проскрипционный список Главлита вышел 27 декабря 1988 года, через полгода после того, как «Скотный двор» был впервые опубликован в СССР. Книгу перевел и опубликовал в латвийском журнале «Родник» Илан Полоцк, журналист газеты «Советская молодежь». Он вспомнит: «Когда грянула его шумная публикация, меня нашел Главлит из Москвы с грозным и совершенно идиотским вопросом: “Откуда вы взяли эту книгу? Она же в спецхране, под грифом «Совершенно секретно»”. Боюсь, что ответ мой – пишет И.Полоцк, – был достоин вопроса: “Шел по парку. Вижу, на скамейке книжка лежит. Я и взял. А что, нельзя было?” “Дошутитесь”, – буркнула Москва…» Предваряя публикацию, Полоцк обратился к нескольким весьма известным литераторам с просьбой написать предисловие. «Отказались все, и у кое-кого в голосе звучал откровенный страх. Согласился лишь известный американист А.М.Зверев. Услышав имя Оруэлла, он решительно заявил: “Ругать я его не буду!” – а когда я закричал в трубку, что вовсе наоборот, тут же согласился и прислал несколько умных и теплых страничек». Так пишет И.Полоцк в кратких мемуарах «Жестокое предвидение Оруэлла: история перевода и всего, что связано с ним».

Джеймс Бёрнхем, американский социолог, прошел, по сути, «классический путь» интеллектуала ХХ века. Он был поклонником ленинизма и немецкого нацизма, затем – «сталинистом», потом, после знакомства с Троцким, – троцкистом, а кончил свой путь убежденным антикоммунистом и теоретиком идеи Америки как великой империи. Он первым, задолго до Д.Белла и Ф.Фукуямы, провозгласил «конец идеологии» и первым, еще в начале 1950-х, объявил о начале «третьей мировой войны» Запада и коммунизма. Именно поэтому он незадолго до кончины, в 1987 году был награжден медалью Свободы, полученной им из рук президента США Рональда Рейгана.

Удивительно, но к 1949 году (Оруэлл был жив еще) развернувшаяся холодная война настолько изменит ситуацию, что уже другое министерство Великобритании – министерство иностранных дел – не только не возразит против распространения «Скотного двора», но прямо будет спонсировать переводы его на русский и другие языки мира. Война идей – и, конечно, людей.

Премьер-министр Ирландии.

Перевод Г.Дашевского.

«Главный наблюдающий за строительством русских ледоколов Е.Замятин» ( англ .).

Тут нельзя не сказать, что лишь в 2015 году возникла статья русского ученого А.Е.Ануфриева, которая убедительно показала: роман «Мы» – отнюдь не оригинальная идея Замятина. Корни ее А.Е.Ануфриев нашел в романе американца Давида М.Пэрри «Багровое царство» с подзаголовком «Социал-демократическая фантазия», который был переведен и издан в России в 1908 году. У Пэрри изображен подводный мир (некое «государство с такой совершенной формой правления, какой не видели в истории»), куда попадает герой романа, утонувший в океане американец. Мир этот огражден от воды «Кристальной Стеной», которая при освещении становится зеленой (у Замятина, как мы помним, в его «Едином Государстве» стена тоже зеленая). В государстве Пэрри правит «Воля большинства», как и у Замятина, люди, как и у него, вместо имен имеют номера, состоящие из цифр и букв. Все у Пэрри облачены в одинаковые туники (у Замятина – в «юнифы»), все получают равные порции еды, у всех отнимают детей в приюты, а общение с кем-либо ограничено тысячей слов в день. Путь к счастью и там, и там – отречение от свободы. И у Пэрри, и у Замятина вступать в брак по собственному желанию нельзя: муж и жена назначаются государством. Искусство и там, и там признано бесполезным, и если старые тексты и книги у Пэрри хранятся в «Палате Древностей», то у Замятина – в «Древнем Доме». Наконец, если у Пэрри обряд казни ослушников является всеобщим «праздником», то у Замятина – это «величественный праздник победы всех над одним, суммы над единицей». Впрочем, как было замечено ранее, ничего особо выпадающего из «утопической» традиции в этих заимствовниях нет – прямой, «линейный», спор о государственном устройстве и присущих ему элементах идет уже много веков. И отличаются утопии и антиутопии разве что силой нравственных конфликтов, заложенных в них, и художественным изображением, что зависит уже от таланта и воображения писателей.