Месут Озил - Озил. Автобиография

Он коснулся одного из наших игроков, ожидая от него ответа. Тот робко предположил: «Второе?»

«А вот и нет! Я победил! Я всех там сделал».

Внезапно в дверь постучали. На пороге появился судья и позвал нас на поле. «Игра вот-вот продолжится», – пояснил он.

Но Эльгерта это нисколько не волновало. «Не сейчас»» – взревел он и захлопнул дверь прямо перед носом у судьи.

«Теперь вот он на нашу голову», – усмехнувшись, сказал он. И снова повернулся к нам: «Знаете, почему я вам все это рассказал? Чтобы доказать, что возможно все, если поверить в себя. Я был на грани вылета и все же справился. И вы справитесь. Счет 0:2 в пользу Берлина еще не повод начать сомневаться в себе. Это поражение сделает нас сильнее». С этими словами он схватил свою золотую гантель, поднял над головой и воскликнул: «Сегодня это наш символ. Мы сделаем это! Вперед, в финал! А сейчас все на поле!»

После такого мы просто не могли не выиграть. Я чувствовал себя сильным, как лев. Быстрым, как леопард. Виртуозным, как Зинедин Зидан. Эльгерт вселил в нас такую уверенность, что мы действительно одолели «Герту» со счетом 3:0 и отправились прямиком в финал.

Там нас ожидал матч с мюнхенской «Баварией». Команда с юга пробилась в финал после победы над «Фрайбургом». У «Баварии» на воротах стоял Томас Крафт, в защите – Матс Хуммельс, в нападении у мюнхенцев играл Сандро Вагнер. В составе нашей команды тогда были Ральф Ферманн, Бенедикт Хёведес и Себастиан Бёниш.

Элгерт созвал нас, заметив, с каким рвением игроки «Баварии» разминаются, и скомандовал: «Давайте-ка отработаем подкат по кругу». И вот мы встали в круг диаметром 15 метров и стали выбивать мяч друг у друга из-под ног. Один становился в середину, мчался на стоящих в кругу и, подкатываясь, атаковал. В самый последний момент те уворачивались от нападения. При этом мы кричали во все горло и привлекали к себе всеобщее внимание. Каждый, кто наблюдал за нами, якобы колотившими друг друга – чего мы на самом деле, конечно, не делали, – мог подумать, что у нас не все дома. Идея Эльгерта оказалась просто гениальной. Это раззадорило нас, а также весьма устрашающе подействовало на игроков «Баварии».

Уже на 34-й минуте счет был 2:0 в нашу пользу благодаря попаданиям Пизано и Бёниша. «Баварии» удалось отыграть лишь один мяч. Мы стали чемпионами Германии среди юниоров.

Мой первый чемпионский титул. За которым последовала первая настоящая вечеринка. Сначала мы праздновали в ресторане «Кортъярд» неподалеку от стадиона. А затем переместились в клуб. Я тогда впервые в жизни попал на дискотеку. Отец разрешил оставаться там только до часу ночи. Когда я не без гордости сообщил товарищам по команде, во сколько меня ждут домой, они подняли меня на смех. «В час ночи все только начинается, – сказали они. – До этого ничего особенно не происходит».

Я чувствовал себя идиотом из-за незнания правил тусовочной жизни. Но на отца мои мольбы о том, чтобы остаться подольше, не подействовали, он оставался тверд как кремень. Он не позволил с собой торговаться. «В час ночи, и точка, – отрезал он. – И если ты не явишься вовремя, то наживешь себе проблем». Я закивал и поехал на вечеринку. Разумеется, я и не подумал вернуться домой в час. Мы веселились, танцевали и выпивали. Совершенно забыв о времени. Когда около двух я взглянул на часы, было ясно, что наутро мне сильно влетит. Но теперь уже все равно, даже если приду домой в шесть, подумал я. И предков не будет волновать, опоздал ли я на час, на три или на четыре часа.

Я не отношу себя к заядлым тусовщикам. И так как все мои друзья детства мечтали стать профессиональными футболистами, мы не искушали друг друга понапрасну. Мы грезили футболом. И проводили почти все время на поле. В свободное время мы поднимали штангу или делали беговые упражнения. Я работал изо всех сил, чтобы заложить базу, которую Эльгерт считал решающей для карьеры. Девушки и вечеринки не могли сбить меня с толку. Что также было отлично известно моему отцу, нагоняй от которого на следующий день оказался не таким уж суровым.

Хоть я и родился в Германии, изначально у меня был лишь турецкий паспорт. Тогда было еще невозможно иметь двойное гражданство. В детстве меня, конечно же, абсолютно не волновало, в чем разница. Да и какой ребенок возьмется всерьез рассматривать свой паспорт и беседовать с родителями на тему национальной принадлежности? Я убежден, что ни один ребенок на свете так не сделает. По понятным причинам. Разве обычный ребенок вникает в иммиграционную политику? Разве он изучает на досуге изменения, коснувшиеся правового статуса гражданина? Я так точно нет!

Но чем старше я становился и все больше укреплялся в мысли, что у меня есть шансы добиться успеха в футболе, в какой-то момент мне пришлось озадачиться этим. Соответственно, вопрос стоял так: кем же мне быть, хотя бы по документам. Немцем или турком? За кого же мне играть, если когда-нибудь придется выбирать? Сборную Германии или Турции?

Это решение было не из тех, что принимаются за несколько минут, как говорится, с бухты-барахты. В конце концов, решалось нечто более важное, чем вопрос, куда пойти с друзьями: в зоопарк или в кино. Или вопрос, за какую команду в Playstation гонять мяч с друзьями – за «Реал Мадрид» или «Барселону». Или какую пиццу заказать у итальянцев – «Маргариту» или гавайскую. Речь шла о решении, имеющем определяющее значение для всей дальнейшей карьеры, заметьте, моей собственной карьеры.

Само собой, я посоветовался с семьей и выслушал самые разнообразные мнения. В одиночку принять такое решение непросто, неважно, шестнадцать ли, семнадцать или уже восемнадцать лет тебе исполнилось при этом. Каждый высказал мне все, что думает по этому поводу, напрямую, за что я особенно благодарен. Ведь часто бывает так, что видение семьей ситуации далеко не объективно. И если сын спрашивает совета матери, когда ему предлагают более хлебную работу в другом конце страны, та почти в любом случае будет искать аргументы, чтобы отговорить от смены работы, чтобы ее сын не уезжал так далеко и так надолго не прощался с ней. Это я совершенно понимаю. И именно поэтому так ценю то, что мои домашние настолько открыто высказали тогда свое мнение.

Моя мать Гюлизар склонялась, скорее, к тому, чтобы я играл за Турцию. «Сам подумай, – говорила она, – это ведь твоя историческая родина. Твои бабушка и дедушка родились в Турции. Мы ведем оттуда свое происхождение. На твоем месте, – добавила она, – я бы сделала свой выбор в пользу Турции». Мой дядя Эрдоган придерживался того же мнения. Он рассказывал мне о Зонгулдаке, какие чувства он всколыхнул бы в нем, окажись он там. Я с вниманием отнесся к его словам, ведь дядя входил в число важных мне людей, к чьим советам я прислушивался. Но я был абсолютно не способен разделить его чувства. До того как мне исполнилось семнадцать, я всего два раза был в Зонгулдаке на летних каникулах. Мне было приятно оказаться там, но я не почувствовал себя как дома. Я не чувствовал себя на месте, когда стоял у моря и дышал полной грудью.