Месут Озил - Озил. Автобиография

А вот отец возразил моему дяде: «Месут родился в Германии. Здесь он ходил в школу. В немецких клубах он постиг азы футбола. Так что теперь он должен играть за Германию».

Когда голос подал братец Мутлу, я расхохотался. Все это время он провел, беспокойно ерзая на диване, слушая разговоры взрослых. А сейчас его будто прорвало. «Месут должен играть за Германию! – вскричал он. – Какая самая значительная победа за все это время была у Турции? Третье место в чемпионате мира 2002 года в Южной Корее и Японии. А у Германии? Они становились чемпионами мира в 1954, 1974 и 1990 годах».

Выслушав все это, я задумался. Вечером того же дня, когда вся семья собиралась на обсуждение, ко мне подошла сестра Неше. Она уловила, о чем мы тогда говорили, но не совсем правильно поняла суть. «Мне больше нравится форма турецкой сборной», – сказала она мне, чем изрядно меня насмешила.

По итогам семейного обсуждения мнения разделились – 2:2, если не брать в расчет Неше. Что насчет меня самого? Если честно, поначалу я придерживался того же мнения, что и отец. Вот только тогда я не мог себе до конца в этом признаться. Я откладывал решение еще много недель. Нельзя было действовать опрометчиво, нельзя было ошибаться в выборе.

В начале 2006 года я наконец объявил семье о своем решении. В том же году мы с отцом отправились в генеральное консульство Турции в Мюнстере, чтобы сдать там мой турецкий паспорт. Обязательное условие для каждого, кому необходимо немецкое удостоверение личности.

До сих пор турецкий паспорт являлся для меня всего лишь документом. Кусочек ламинированной бумажки с моим именем и отпечатанной фотографией на ней. Несмотря на то что мне было очень жаль наблюдать, как мама с дядей сокрушаются по этому поводу, для меня расставание с паспортом не вызвало особенных эмоций. Я знал, что это необходимо, чтобы приблизиться к мечте всей моей жизни – стать футболистом высочайшего уровня.

Переступив порог консульства, мы оказались на государственной территории Турции. И когда мы назвали профильному сотруднику цель нашего визита, нас тут же возненавидели. У него никак не укладывалось в голове, как турок добровольно может сдать свой паспорт. Он не просто не хотел это принять, но еще и решил продемонстрировать нам свою ярость из-за совершающегося на его глазах бесстыдства. «Подождите здесь», – бросил он грубо и указал на места в коридоре, куда мы послушно уселись.

Другие люди в очереди заходили в кабинет этого сотрудника и один за другим улаживали свои дела. Из раза в раз одна и та же процедура: выкрикивали чье-то имя, тот, кого вызывали, вскакивал со стула, отправлялся в соответствующий кабинет и через некоторое время покидал его, направляясь домой. Но фамилию Озил все не называли. Посетителей, которые пришли намного позже, приняли до нас. Через час с лишним терпение отца лопнуло, он быстро пошел к двери и ворвался в кабинет. «Когда же наша очередь? Нас уже давно должны были бы принять», – возмущался он. Но тщетно. В его глазах мы были лишь просителями с бесстыжими намерениями. «Ваша очередь тогда, когда я скажу», – отозвался сотрудник консульства.

Прошел еще час или два, ощущение времени в подобном месте абсолютно теряется, турецкий чиновник вышел из своего кабинета в пальто и запер за собой дверь.

«Эй, что все это значит? – сердито спросил отец. – А как же мы?»

«Приходите завтра. Сегодня у меня не было возможности».

Ситуацию не изменило и то, что мы громко возмущались по поводу такого произвола. Мне не позволили сдать паспорт, и, ничего не добившись, мы отправились в обратный путь из Мюнстера в Гельзенкирхен, расположенный в 80 километрах.

На следующий день мы снова встретились с чиновниками из генерального консульства. Мы ждали целую вечность. Но вот отец взял меня за руку, распахнул дверь в кабинет и закричал: «Мы уйдем из вашего кабинета, только когда вы примите паспорт у моего сына!»

Это было громко. Даже оглушительно. Мой отец отстаивал свое право на то, чтобы с ним обращались на равных основаниях, как с другими посетителями. «А другие приходят сюда не за тем, чтобы сдать свои турецкие паспорта», – огрызнулся чиновник.

Он воспринял наше решение чрезвычайно близко к сердцу. Хотя его это совершенно не касалось. Он обрушил на нас поток несправедливых обвинений. Так, например, он упрекал нас в том, что у нас нет «ни капли гордости» и что мы якобы не любим Родину. Тот, кто решает покинуть турецкое общество, становится предателем. Какой же бред! Но в конце концов мы добились своего.

На этом, казалось, вопрос был решен. В сентябре 2006 года в возрасте семнадцати лет десяти месяцев и двадцати одного дня я принял участие в первом в своей жизни международном матче за молодежную команду U19. За ним последовали еще десять матчей, после чего Дитер Айльтс пригласил меня на отбор в молодежную команду U21. И пусть по правилам ФИФА участник сборной одной страны на юниорских чемпионатах еще не считается «определившимся», тема выбора сборной была для меня закрыта, чего, впрочем, нельзя было сказать об окружающих.

Все вокруг вдруг стали разрывать меня на части. В одночасье объявились люди, считавшие, что они знают, что пойдет мне на благо, а что навредит. Эти едва знакомые люди брались учить меня жизни.

Метин Текин, главный скаут турецкой Федерации футбола в Европе, работавший сначала в Дортмунде, а затем в Кёльне, задолго до этого обменялся телефонами с отцом, после того как он заприметил меня на одном юниорском турнире. Сейчас он возник снова и попытался заманить меня в сборную Турции. Однажды меня приглашали на тренировочную базу турецкой национальной сборной. И вот нам позвонил их тогдашний тренер Фатих Терим и заверил меня, что он готов выпустить меня в феврале 2009 года играть в матче против сборной Кот-д’Ивуара. К тому же Хамит и Халил Алтынтопы, решившие выступать в составе сборной Турции, искали встречи со мной с подачи турецкой Федерации футбола.

Внезапно все заговорили обо мне и принятом мной решении. Невольно я стал клином в немецко-турецких отношениях. Или в турецко-немецких, в зависимости от того, под каким углом на это посмотреть. При этом я не сделал ничего дурного, всего лишь принял то решение, которое было необходимо принять. Я не собирался тем самым задевать чьи-то чувства. И уж точно не хотел никого оскорблять. Я даже выслушал позиции всех сторон и не отмел ни одну, чтобы на меня никто не сердился. Но через некоторое время мне стало казаться, что как турецкая, так и немецкая сторона пытается удержать меня с помощью своих рычажков, словно я был шариком в пинболе.

Турецкие журналисты наведывались потрепать мне нервы на тренировочную базу бременского «Вердера» – моего клуба на тот сумасшедший момент – база располагалась на турецком побережье Средиземного моря. Помощник тренера национальной сборной Мюфит Эркасап лично прибыл из Стамбула, чтобы устроить со мной встречу. Но я проигнорировал его, равно как и журналистов, не считая нужным как-либо комментировать ситуацию, раз каждое слово воспринималось настолько всерьез. Это было мне совершенно ни к чему.