Коллектив авторов - СМЕРШ и НКВД [Сборник]

Я написал ему расписку на четверых человек, посадил всю семью в машину, повез их назад к ним домой, а их квартира уже дочиста разграблена литовскими соседями, как будто Мамай прошел. Я им сказал: «Уезжайте в Вильнюс. Обратитесь в синагоге к одному человеку (назвал имя), он вам поможет». Дал им имя того, кто имел прямой выход на организацию «Бриха» для отправки людей в тогда еще английскую подмандатную Палестину. Кстати, когда я забирал Надину семью из эшелона, то увидел, как на машине горкома партии приехал второй секретарь горкома, еврей Соломинас, и увел из вагона целую литовскую семью, увез с собой.

А про подпольную организацию «Бриха» мне рассказали мои товарищи-евреи, знающие меня по Шяуляю, те, с кем я вместе рос, те, кто выжил, воюя в партизанах и на фронте.

Они мне полностью доверяли и позвали с собой в Палестину, воевать за свое национальное государство, но я не мог в 1945 году пойти на это, не хотел дезертировать, но главное тут было другое — надо было мстить карателям, в этом я видел свою главную цель в жизни, и я еще тогда по-прежнему свято верил в партию и в советскую власть.

Но легальные польские и другие документы я своим товарищам доставал и помогал чем мог, считая их личный выбор правильным. Одному из них, Шаулю Рабиновичу, я сделал новые документы и передал с ним на Запад все материалы, обличающие немецкого генерала СС Егера в преступлениях на территории СССР. Рабинович передал их куда следует, и Егера благодаря этим материалам нашли на Западе и судили как военного преступника… Еще нужны примеры или хватит?

А если бы кто-то из «уходящих за кордон, в Палестину» вас бы выдал?

Чем все могло бы закончиться? И вообще, как вы остались на службе в органах, когда в конце сороковых годов, незадолго до начала «Дела врачей», был закрытый приказ очистить все республиканские органы ГБ от офицеров — «космополитов» — лиц еврейской национальности? Кто за вас бы заступился? Старый товарищ по подполью первый секретарь ЦК компартии Литвы Снечкус или сам министр ГБ республики?

Если бы меня взяли, то получил бы как минимум «десятку» лагерей, но могло все сложиться и хуже, скажем, если бы Мартавичус приказал своим подручным сделать из меня «английского агента» и «изменника Родины», тогда бы всю 58-ю статью получил, по всем пунктам, на «вышку» бы потянуло… Я всегда знал, на что иду…

В 1948 году Мартавичус «сдал» московским «особистам» Овсея Розовского, начальника следственного отдела НКВД Литвы. Овсей Розовский — Розаускас был из старых подпольщиков-коммунистов, мы с ним вместе сидели в тюрьме при правительстве Сметоны. Это был порядочный, чистоплотный человек, идеалист, интеллигент, который вел следствие честно и по закону, несмотря на «указку из Москвы». В 1945 году три литовских еврея написали письмо-обращение на имя Сталина, в котором просили дать евреям автономию. Письмо это, конечно, дойти до вождя не имело никаких шансов, и вскоре пришел приказ замнаркома ГБ посадить всех троих, написавших это письмо, но Розовский их не тронул. Когда Мартавичус докопался до этого эпизода, то из Москвы прибыла комиссия, Розовского разжаловали и судили, дали срок –10 лет лагерей.

Да тут еще выяснилось, что Розовский без следствия, игнорируя приказ Мартавичуса, под свою ответственность выпустил из тюрьмы четырех арестованных литовских ксендзов, и «москвичи» им занялись вплотную. Вышел он на свободу досрочно, в 1955 году, уже после смерти Сталина, и вернулся в Литву. Сенчкус, его старый товарищ по подполью, назначил Розовского начальником Государственного архива, и Розовский на основании архивных документов выпустил два тома, серию книг «Факты обвиняют», «Массовые расстрелы в Литве» под редакцией Баранаускаса, в которых раскрывались преступления и злодеяния литовских карательных полицейских батальонов в годы войны, их участие в убийствах партизан и в массовом истреблении гражданского, в основном еврейского, населения на территории Литвы, Украины, Белоруссии, России.

В этих книгах были опубликованы фотокопии архивных документов, списки карателей, точные места массового уничтожения невинных жертв.

А «зачисткой» республиканских органов безопасности от «космополитов» руководил начальник ОК (отдел кадров) МГБ Литвы полковник Карзановский, украинец, «заслуживший» в министерстве от своих офицеров кличку Фашист.

Евреев в НКВД Литвы было меньше трех процентов от всего личного офицерского состава. Был у меня в отделении оперативник — еврей, старший лейтенант Манов, бывший фронтовик-разведчик, пришел к нам в отдел после демобилизации из армии.

По документам — детдомовец. В 1949 году Манов отличился при обезвреживании крупной банды в районе Шауляя, и его хотели повысить по службе, перевести в Вильнюс, но тут его анкета попала на стол к Карзановскому, и тот распорядился проверить Манова до «пятого колена». И ведь «докопался» ретивый полковник, что мать Манова была работницей Коминтерна и репрессирована в тридцатых годах. Карзановский потребовал уволить Манова из органов, но министр Капралов целый год не давал этого сделать. Карзановский донес в Москву, что Капралов укрывает «под своим крылом» группу «безродных космополитов», пробравшихся на службу в ГБ, и Манова по указанию из Москвы уволили. Потом стали убирать из республиканских подразделений госбезопасности и пограничных частей ЗПО других евреев, но не всех сразу поголовно.

У меня в отделении было два «скрытых» еврея, которые по документам числились как украинец и как белорус, один из них был бывший литовский партизан Коган, уроженец Херсона, после побега из немецкого концлагеря сменивший в партизанах фамилию на Петренко, другой — Вадим Игнатьевич Моцык, так даже проверяющие из ОК МГБ не обнаружили, что это «не наши люди»… До меня добрались в 1952 году, во время «Дела врачей», я не знал, чем все закончится, арестом или банальным увольнением со службы, но начальник Каунасского управления полковник Синицин вызвал меня к себе и сказал: «Поедешь на полгода в глушь и сиди там, пока я тебя назад не вызову. Я не верю, что арестованные врачи были шпионами, но скоро и в Литве планируются аресты врачей-евреев, сам пойми, машина набирает обороты». Я уехал служить в Алитус, а заботу о жене с дочкой поручил Моцыку, который знал, что надо сделать, чтобы их спасти, где их спрятать, если над моей женой нависнет угроза ареста. За два дня до того, как по стране объявили о кончине Сталина, Синицин срочно вызвал меня из Алитуса обратно в Каунас и первым делом при встрече сказал: «Сталин заболел… Видимо, умрет… Но пока молчи об этом»… И когда объявили о смерти вождя, я лично не испытывал никакого ощущения горя или большой утраты, вся государственная антиеврейская кампания, проводившаяся в послевоенном Советском Союзе, вся эта запланированная антисемитская истерия с «космополитами» и «Делом врачей» и так далее окончательно убила во мне веру в Сталина, я чувствовал себя обманутым советской властью, за которую воевал, не щадя своей жизни… Вслух я об этом, конечно, не говорил…