Коллектив авторов - СМЕРШ и НКВД [Сборник]

А по поводу «заступничества» Снечкуса, что я вам могу сказать… Снечкус знал мое имя еще по подполью, но таких, как я, старых подпольщиков, в Литве были многие сотни.

После войны я пару раз был у него в кабинете с докладом и дважды со своими ребятами из ОББ охранял Снечкуса на отдыхе. Он меня неплохо помнил, знал о моей работе, но несколько раз, когда я должен был вместе со своим начальством докладывать Снечкусу в ЦК об итогах той или иной проведенной операции или давать «оперативную сводку» для партийного руководства республики, то всегда находил кого-нибудь, кто сделает это вместо меня, пойдет в ЦК. Во-первых, стеснялся своего сильного «местечкового» акцента, во-вторых, не любил «рисоваться» на людях и «числиться в героях», я просто делал свою работу. Снечкус сам обо мне вспомнил после поимки Жемайтиса и даже предложил Капралову представить меня к званию ГСС, на что министр ему ответил, что в Верховном Совете СССР уже пять лет до сих пор лежит нерассмотренная реляция на Героя на мое имя, и он не может дублировать наградной лист, пока не принято окончательное решение по первому представлению к званию…

Вы сегодня несколько раз сказали, что ощущали себя во время службы в ОББ «еврейским мстителем». А конкретно, за свою семью, отомстили? Личная «вендетта», если можно так выразиться. Вы знали, кто именно убил ваших родных?

Осенью сорок четвертого года я приехал в разрушенный войной родной город Шяуляй, пришел к своему дому, а на его месте только сгоревшие головешки. Я пошел к школе, в которой учился, и там одни развалины. Узнал, как были убиты учителя нашей школы, включая директора Хоффенберга. В школе был литовец-сторож Йонас, так его сыновья расстреляли всех учителей еще до прихода немцев. Снова вернулся к своему пожарищу. Литовцы, бывшие соседи, мне рассказали, что отца убили на третий день после прихода немцев, толпа молодых литовцев набросилась на пожилых евреев, выходящих из синагоги вместе с раввином Шяуляя Нахумовским, и всех забили насмерть, прямо на месте, перед тем как добить — истязали и мучили…

Мать погибла во время одной из акций по ликвидации части шяуляйского гетто, говорили, что ее отправили с «транспортом» для уничтожения в Польшу, и весь этот «транспорт» погиб в газовых камерах Майданека… Младший брат погиб в Паланге.

А вот с теми, кто убил мою сестру и другого брата, я расквитался, но их судили по советским законам. В 1949 году в районе Купишкис, это своеобразный «перекресток» на северо-востоке Литвы, рядом граница с Латвией, а оттуда уже шла дорога на Россию.

Так вот по этой дороге в июне 1941 года беженцы уходили из Литвы, и именно в этом районе пропали в июне сорок первого автобусы, вывозившие из Шяуляя советский и партийный городской актив, среди них находились мои брат и сестра. Райотделом НКВД в этом районе руководил Йонас Матулайтис, старый коммунист, мой тюремный товарищ, родом из Капсукаса. Нам удалось схватить в Каунасе связного «лесных братьев» из леса в районе Купишкис, он приобретал на рынке старую офицерскую униформу Литовской армии, пользовавшуюся большой популярностью у «белоповстанцев». Кстати, на приобретении старого обмундирования попадались многие… Связной из леса сразу «раскололся» и согласился сотрудничать. Информацию он дал очень любопытную, оказывается, в лесной глуши, в бункерах, оставшихся еще от советских партизан, скрывается крупная банда из бывших полицаев под командованием майора Сметоны (однофамильца бывшего президента Литвы), и в ее составе есть несколько немцев-окруженцев и бывших гестаповцев, «застрявших в Литве» с лета 1944 года, и этот факт сам по себе был особенным. Связной получил агентурную кличку «Витовтас», и я с ним выехал в район к Матулайтису для проведения совместной операции. «Витовтас» напоил до беспамятства двух руководителей местного подполья, мы взяли их «теплыми», и на допросе они нам сдали местонахождение всех бункеров и схронов отряда.

Всю банду взяли живьем. И когда в лесу обнаружили закопанный в земле архив Шяуляйского горкома партии и нашли партийные документы, то стало ясно, что именно эта банда в 1941 году и вырезала шяуляйский актив, в том числе и моих родных. Допросили: все точно, так и было, сознались и показали, где захоронены трупы. Всех отдали под суд, Сметону приговорили к смертной казни.

Были случаи предательства среди работников НКВД во время войны с «лесными братьями»? С обеих сторон сражались литовцы, каждого не проверишь, мысли у всех не прочтешь…

В головных управлениях ГБ НКВД таких случаев не было, а в райотделах были «двойные агенты», я сам видел одного такого, уже после разоблачения, его просто завербовали «на страхе за жизнь семьи», бандиты пообещали ему, что если он не выдаст информацию о планируемых операциях, то они вырежут всю его семью.

Я помню, как несколько раз пришлось попадать в очень грамотно организованные засады, особенно под Алитусом. Получаем информацию, перепроверить ее нет времени или возможности, наша опергруппа или мангруппа НКВД выезжает в указанный район, а там тебя уже ждет засада… В таких ситуациях всегда выручал фронтовой опыт и железные нервы, главное — не паниковать, прорвемся… А «мелкие» засады даже в расчет не принимались, считались обыденной частью нашей службы: мы ловим зверя, и на нас тоже охотятся… Был еще один вопиющий случай. В 1950 году из экономического отдела Клайпедского управления ГБ сбежал к англичанам сотрудник по фамилии Лялин, кажется, коренной москвич, но вряд ли им двигали идеологические причины, он до этого, как образно говорили, «погорел на бабах», и его ждало служебное расследование, вот он и «дернул на Запад». Всю секретную информацию, все, что знал, Лялин выложил до донышка новым хозяевам. Из Эстонии, как я помню, тоже двое работников НКВД сбежали морем на Запад… Но, в принципе, если у тебя в республиканских органах НКВД служат пять тысяч человек, то наличие всего лишь нескольких предателей или перебежчиков не может удивлять, в такой большой людской массе всегда найдется потенциальный изменник. Проверяли всех при приеме на службу в органы, и еще каждые пять лет кадровиками и особистами проводилась плановая негласная проверка на благонадежность и «чистую анкету»…

И административно-хозяйственный республиканский аппарат был в определенной мере «засорен» подпольщиками. Каждый литовец в первые послевоенные годы сам выбирал для себя — на какую сторону встать, какую баррикаду выбрать, или просто соблюдать нейтралитет, или демонстрировать лояльность к новой власти, но большинству литовцев не нужна была никакая война, народ просто хотел спокойно жить. Начиная с 1950 года, даже в сельских районах, в глубинке, поддержка местным населением лесных бандформирований постепенно сошла к нулю, люди устали воевать, находиться между двух огней, терять родных и близких, жить в напряжении… И тут дело не только в том, что за оказание поддержки «лесным братьям» можно было попасть в список на депортацию из Литвы. Простые крестьяне и рабочие хотели мира и спокойствия… Амнистии 1950 и 1955 годов полностью развалили и без того деморализованные остатки партизанских бандформирований, многие вышли из леса.