Аарон Штейнберг - Литературный архипелаг

Нет тайных помыслов для взора чистого,
Для сердца чуткого нет явных дел;
Словами прежними молиться истово
И злым, и праведным дано в удел.

И злым, и праведным даны предания
Про царство вечное и без границ;
Кто не расслышал бы слов оправдания
В священном шелесте святых страниц?

Кто не поверил бы в судьбу превратную
В песке отмеченной земной межи?
В века притворные, в весну стократную
И страстной истины, и цепкой лжи?

Пусть помнят робкие и духом темные:
Возврата вечного — не превозмочь!
Есть в блеске солнечном мечта нескромная,
Но миг — под звездами и день, и ночь!

Грядущей вечности намек возвышенный
Пусть в душах спугнутых рассвета тень!
Все правды сказаны и все услышаны;
Равны под звездами и ночь, и день.

Пусть взором чистые, пусть сердцем чуткие
Любовью светлою полюбят тьму,
Пусть шепчут радостно молитву жуткую:
«Хвала Всевышнему — хвала Всему!»

На высотах высоких вопросов
Все ответы как горький мираж;
На вершинах высоких философ
Как на башне единственный страж;

На вершинах крутых белоснежных
Все тропинки ведут в облака,
Все ответы вопросов безбрежных
Кратковечны, как радость кратка.

Ослепительны чайки блестящие,
Их седая волна умывает,
Ослепительны души горящие.
Их прозрачные льды отражают.

Их, как льды, лишь заря озаряет
На границах меж ночью и днем,
Их лишь солнце на миг одаряет,
Солнце правды ответным лучом.

А в часы грохотанья циклонов,
Когда лавой несется обвал,
Он смывает дерзнувших со склонов,
Чтоб насытить голодный провал…

Да! На голые скалы вопросов
Путь тернистый — единственный путь.
Из застывшего царства морозов
Есть лишь выход — навеки уснуть.

Прекрасны трубы черные
На грани красной мира
И купола соборные
В оправе из сапфира!
Прекрасны тучи стройные
Топазового дыма,
В часы заката знойные
Несущегося мимо,
Как вороны проворные
С обеденного пира
Летят на свой ночлег!

Прекрасна церковь дальняя,
Маяк мирского моря,
Осанка труб печальная,
Стальная гордость горя!
Прекрасна весть фабричная,
Скликающая смену!
Кричит труба кирпичная,
Грозя, клянет измену,
Как свора птиц кандальная,
Из-за добычи споря,
Чернит вороной снег.

Прекрасен шум согласный
От звона, стона, гама,
Красы запас напрасный,
Закатных красок гамма!
Прекрасен в час закатный
Далекий всплеск печали,
Невнятный, но понятный
Из загородной дали,
Как зов звезды неясный,
Сверкнувшей над лесами
В вороний, волчий век!

Прекрасны колокольные
Серебряные звуки,
Что души подневольные
Забыть зовут о муке,
Зовут в края восточные,
Где лес плетет узоры.
За городом молочные
Раскинулись просторы!
Как птицы реют вольные
Здесь городские звуки
Над льдом уснувших рек!

Прекрасны птицы важные
На призрачной сосне,
И сны сосны отважные
К смарагдовой весне!
Стоит сосна смолистая
В вечерней черной мгле
И белая, и чистая
Вся молится земле.
А вздохи птиц протяжные
Твердят, зовут во сне:
«Кабы уж быть весне!»

Небо звездною страницею
Вновь открыто предо мной,
Взвились думы вереницею
Над задумчивой душой.

О, как прост узор созвездия,
Но затейлив как и строг!
Нет, на небе нет возмездия,
С неба нет к земле дорог.

Неба звездные сказания
Начертал лучом мороз.
Так не бойтесь ж наказания,
Знайте, нет святых угроз!

Небо хочет равнодушия:
Так морозен звездный свет!
Боже! Боже! Не нарушу я
Лучезарный твой завет!

Мне снилась еле внятная
Мгновенная мечта,
Была в ней непонятная
Святая простота:

На море лодка бедная,
Как пена над волной,
Покачивалась бледная,
Залитая луной;

Под звездами несмелая
Неслася туч семья,
Неслась, как чайка белая,
Под тучами ладья;

А в той ладье таинственной,
Как призрак гробовой,
Плыл человек единственный
С поникшею главой.

Я видел: не касалася
Рука его весла,
И лодка направлялася,
Куда волна несла.

Все скованное думою,
Как медная медаль,
Лицо его угрюмое
Глядело зорко в даль.

И вдруг узнал я странника,
Жалея и любя,
Родных земель изгнанника,
Я в нем узнал… себя.

Я в даль глядел убогую,
Искал я берегов,
И ждал, и ждал с тревогою
Друзей или врагов [775].

По морю колыхалася
Спокойно, как всегда,
И зыбко улыбалася
В морской волне звезда [776];

Но с зоркостью напрасною
Глазами я блуждал
И с горечью бесстрастною
Напрасно встречи ждал;

Я паруса соседнего
Сыскать никак не мог:
Мой рок меня последнего
Заклял искать дорог.

Кто были — успокоились
На мглистом дне морском,
Кто будут — удостоились
Украситься венком.

А я в года пустынные
В пустынях господин —
Сгорю ли я, остыну ль я —
Узнает Он один!

Мы год и годы жили рядом:
Ты — под фатою белоснежной,
Невесты девственным нарядом,
Закрыв от мира лик свой нежный,
Я — в облаченьи мудреца,
В непроницаемом талите,
Провозглашал: Distincte! Clare!.. [778]
И недвижим был лед лица.

Завороженная сиестой
Безделья сладкого, тиха,
О том не ведая, невестой
Жила ты в сердце жениха.
А он, пылая тайным жаром,
Все так же ясно, точно, мерно
Учил о том, как все неверно,
И билось сердце под талитом [779].

Так годы шли волнистым шагом,
Скользя над временем… У края
Неслась Ладья над Алым стягом,
Беспечно с бурями играя…

Вот снова, как в старой сказке.
Над крематорием — тонкий дымок,
Серое здание в черной каске
Съежилось в бледный комок.