Аарон Штейнберг - Литературный архипелаг

Редакция журнала «Русская мысль» (1880–1918) располагалась на Воздвиженке, в Ваганьковском пер., в доме Куманина.

Встреча с Брюсовым, согласно ДАШ , произошла 22 сентября 1910 г., в этот день он записал: «Читал сегодня Валерию Брюсову свои стихи: он благосклонно к ним отнесся и отложил свое окончательное мнение до после внимательного с ними знакомства. Я ему оставил тетрадку, в которую я списал то, что мне кажется более ценным. Брюсова я высоко ставлю в ряду современных поэтов. А его логичность мне приятна». На следующий день он развивает эту запись, рассказывая о встрече с Брюсовым по свежим следам: «В последнее время я решил серьезно обратить внимание на свои стихотворные опыты: я просмотрел небольшой ворох своих тетрадок и бумажек и списал оттуда все, что не потеряло до сих пор для меня своего смысла <���…>. Я сильно колебался в оценке: так трудно отделить субъективно ценное от ценного объективно, а ведь стихотворения притязают на объективность. Я решил показать их человеку, понимающему толк в этой форме обработки действительности, обратился с этой целью к Брюсову со следующим письмом: <���…> [текст письма, сохранившегося в архиве Брюсова, см. в Приложении 1]. В ответ на него я получил приглашение, которым вчера и воспользовался. То, что Брюсов „Лес“ мой оценил выше „Небо звездною страницею“ и „Мне снилась“, показывает, что он хорошо угадывает мою слабость к логике и мою силу в нестройном. Он справедливо заметил, что культурному человеку трудно писать совершенно бездарные вещи, что работой можно развить в себе способности и что он отказывается потому не только защищать или осуждать, но и вообще судить. Я вовсе не так наивен, чтобы не понимать таких простых вещей, но мне достаточно знать, что мои стихи не совсем бездарны, а ведь я и в этом часами не был уверен <���…>. Что же касается возможностей поэтических, которые во мне кроются, то в них я никогда не сомневался, но одно дело быть в душе поэтом, другое претворять огонь поэзии в холод строф. И только об этом хотел я спросить у „Maître“-a. Стихи даже несколько противоречат действительности, противоречат так же, как полотно живописца, живописующего „море“ или „зарю“, противоречат вольной смене красок моря и небес. Но я покорен сладкому игу и чувствую в себе способности хорошо выполнять приказания: красивые образы сами всплывают, одетые в нарядный размер, а иногда и целая строфа стоит пред мною живая. Невольно ищешь строф соседних, чтобы выявить сокровенный смысл, еще не всякому из магической формулы понятный. Я должен работать и буду работать, ибо работу люблю. И надо слушаться голоса, зовущего ответные звуки. Вопрос лишь, как усоседятся поэзия с философией в моей к увлечениям склонной душе? Как помирятся они, такие разные, такие непохожие, и все же сестры. Златокудрая поэзия и с темными, как ночь, глазами мудрость! Люблю их обеих любовью неразделенной и ради меня молю помирить их обе!» Эта пространная запись завершается ироническим восклицанием: «Эк! разговорился…»

Общественно-политический деятель, экономист, историк, публицист, П.Б. Струве (1870–1944) был редактором «Русской мысли» в 1907–1917 гг., Брюсов с сентября 1910 г. по ноябрь 1912 г. возглавлял в журнале литературный отдел.

Начальная строфа стихотворения Брюсова «Грядущие гунны» (1904–1905).

Румянцевский музей первоначально размещался в Петербурге, с 1862 г. в Москве в Пашковой доме на Моховой.

В сохранившейся тетради, о которой шла речь, басня названа «Поэт и портной».

1 октября Штейнберг записал в дневнике: «Третьего дня беседовал с Брюсовым, который еще отказался вынести окончальный приговор моим стихам. Во всяком случае, сказал он, его надежды оправдались: ничего нарушающего вкус, ничего совершенно неправильного он у меня не нашел. Он думает, что я еще слишком осторожен и потому не говорю всего, что мог бы сказать: о, да! это верно. На него произвела впечатление моя искренняя серьезность, и он уже после первого нашего свидания писал обо мне Петру Струве; он думает, что я сейчас мог бы быть полезен редактируемому им журналу: Русской Мысли. Что я искренне серьезен; другими словами, что я искренне люблю философию — я уверен». Менее чем через две недели, 13 октября, он записывает: «Получил от него назад данную ему тетр[адь]. Его критика не положила заметной грани в моем стихотворстве» ( ДАШ ).

Первая строфа из одноименного стихотворения К. Бальмонта, открывающего его сборник «Будем как солнце» (1903); первая строчка принадлежит др.-греч. философу Анаксагору и взята эпиграфом ко всей книге.

Первая строфа из стихотворения К. Бальмонта без названия (1901), вошедшего в сборник «Будем как солнце».

Шестов Лев (наст, имя и фам. Лев Исаакович Шварцман; 1866–1938) — философ.

Бергсон Анри (1859–1941) — французский философ, лауреат Нобелевской премии (1927).

Штейнберг вернется к этому рассказу в главе о Шестове.

Ср. с дневниковой записью, относящейся, правда, к несколько более позднему времени: «15-III—1911, Москва, Сокольники. Тихо, снег, превосходно. Приехал сюда помолиться minkha [последнее слово, обозначающее дневную молитву евреев, написано на иврите]. Я один» ( ДАШ ).

Название сборника «Вехи»* может быть внушено именно этим стихотворением Брюсова.

* В книге «Вехи: Сборник статей о русской интеллигенции» (М., 1909) приняли участие крупнейшие русские философы и публицисты (Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, М.О. Гершензон, А.С. Изгоев, Б.А. Кистяковский, П.Б. Струве, С.Л. Франк). Гипотеза Штейнберга не подтверждается имеющимися в распоряжении ученых историческими фактами, см., напр.: Франк С.Л. Биография П.Б. Струве. Нью-Йорк, 1956. С. 81-102; Полторацкий Н. «Вехи» и русская интеллигенция // Мосты. 1963. № 10. С. 292–304 и др. О вариантах названия сборника см.: К истории создания «Вех» / Публ. В. Проскуриной и В. Аллоя // Мин 11 (1992): 251.

С одним из участников «Вех», Б.А. Кистяковским, Штейнберг состоял в переписке: в его тетрадке со стихами имеется пометка, названная «Опись уничтожаемого» (датирована 22 июля 1912 г.), где среди прочего значится: «Письмо Кистяковскому от 14 мая 1912 г. в ответ на присылку книг» ( ДАШ ).

1-я и 4-я строфы из стихотворения Брюсова «Наш демон» (1908).

Имеется в виду Московское религиозно-философское общество имени Вл. Соловьева, которое было основано осенью 1905 г. и просуществовало до 1918 г.

Заседание в память 10-летней годовщины кончины Вл. Соловьева состоялось 10 февраля 1911 г. в зале Политехнического музея. На нем выступали Вяч. Иванов («О значении Вл. Соловьева в судьбах нашего религиозного сознания»), Н.А. Бердяев («Проблема Востока и Запада в религиозном сознании Вл. Соловьева»), В.Ф. Эрн («Вл. Соловьев как философ»), а также был оглашен (М.И. Сизовым) текст отсутствовавшего из-за болезни А.А. Блока «Рыцарь-монах» (реакцию современников на выступления см.: Блок в неизданной переписке и дневниках современников (1898–1921) // ЛН 92 . III: 379–381); все доклады были опубликованы в книге «О Владимире Соловьеве. Сборник первый» (М., 1911); кроме них сюда были включены статьи «Природа в философии Вл. Соловьева» С.Н. Булгакова, «Личность В.С. Соловьева» и «Влад. Соловьев и его дело» Е. Трубецкого; работа В. Эрна «Гносеология В.С. Соловьева» включала прочитанный доклад как часть.