Леонид Млечин - Сталин VS Троцкий

Сталин рад был поводу убрать из «Правды» Преображенского, сторонника Троцкого.

Генсек 25 июля писал Зиновьеву, отдыхавшему в Кисловодске:

«Вы, должно быть, знаете, что в связи с известным фельетоном Наркомвоена (в «Правде») против водки, политбюро предложило «Правде» воздержаться от дискуссии по вопросу о водке. В ответ на это Преображенский прислал заявление в политбюро об ошибочности этого решения, «принятого частью ЦК» (то есть — политбюро), с просьбой отозвать его из «Правды».

Одновременно он сказал Сольцу, что «дело может дойти до раскола». Видимо, некоторые товарищи ищут «удобного» повода для очередного шума. Я думаю, что придется удовлетворить просьбу Преображенского, освободив его от тяжелой работы в «Правде» и создав какую-нибудь «временную редакционную группу»…

Упомянутый Сталиным Арон Александрович Сольц был членом президиума Центральной контрольной комиссии партии.

Через день, 27 июля, политбюро постановило: «признать, что письмо т. Преображенского является недопустимым по тону и непозволительным по содержанию. Удовлетворить просьбу т. Преображенского об освобождении его от работы в «Правде».

Напрасно Лев Троцкий возражал против спаивания народа дешевой водкой. Доходы от продажи водки пополняли бюджет страны до самой перестройки.

«В Москве событие, — пометил в дневнике Михаил Булгаков, — выпустили тридцатиградусную водку, которую публика с полным основанием назвала «рыковкой» (в честь главы правительства Алексея Ивановича Рыкова. — Авт.). Отличается она от царской водки тем, что на десять градусов слабее, хуже на вкус и в четыре раза дороже. Кроме того, появился в продаже «Коньяк Армении». Хуже прежнего, слабей».

А в «Правде» Евгения Преображенского заменила коллегия из шести человек во главе с Андреем Сергеевичем Бубновым. Редактор газеты Бухарин возмущенно писал Каменеву, что Сталин «даже меня вывел из терпения, передав «Правду» Бубешке, даже не запросив меня. В результате М.И. Ульянова вызывает меня в Москву, все бунтуют. Не написали даже толком, почему выставили Преображенского. Так швыряться людьми нельзя, даже если они неправы».

Но Сталин не обратил внимания на протесты Бухарина. Преображенский отошел от политической деятельности, работал в Наркомате финансов, Госплане, Наркомате совхозов. В 1937 году его расстреляли…

В Кисловодске Григорий Евсеевич Зиновьев, член политбюро, председатель исполкома Коминтерна и руководитель Петрограда, и Николай Иванович Бухарин, редактор «Правды», кандидат в члены политбюро и оргбюро ЦК, отдыхали вместе.

Зиновьеву не понравилось, что Сталин с ним совсем не считается. Григорий Евсеевич обрушился с упреками на остававшегося в Москве Льва Каменева — от своего и Бухарина имени:

«Дорогой Лев Борисович!

Позволь тебе сказать, что на этот раз мы совершенно всерьез и глубоко возмущены. В самом деле! Мы находимся здесь на лечении не без вашего согласия. Ты — в Москве. У тебя — немалое влияние. И ты позволяешь Сталину прямо издеваться. Факты? Примеры? Изволь!»

Зиновьев и Бухарин привели целый список решений, принятых в Москве без консультации с ними: новые назначения, принципиально важные шаги во внешней политике. Бухарина, редактора «Правды», особенно возмутила смена редколлегии газеты: «Что это, как не издевка? Что сказал бы Сталин, если во время его отпуска, не известив его и не посоветовавшись с ним, мы назначили бы новый секретариат ЦК или коллегию Наркомнаца?!»

Зиновьев был недоволен новыми директивами иностранным компартиям:

«Владимир Ильич уделял добрую десятую часть времени Коминтерну, каждую неделю беседовал с нами об этом часами, знал международное движение как свои пять пальцев — и то никогда не отрезывал, не спросив двадцать раз всех. А Сталин пришел, увидел и разрешил! А мы с Бухариным — вроде «мертвых трупов» — нас и спрашивать нечего. Да и тебя, верно, не спросил и нашей телеграммы не показал.

Мы пишем телеграммой, что приедем на политбюро, бросив отпуск, если политбюро хочет заняться этим важным вопросом. Нас даже не удостаивают ответом».

Обеспокоенные ростом влияния Сталина, Зиновьев и Бухарин придумали, как нейтрализовать генсека: упразднить оргбюро и избрать секретариат в составе Зиновьева, Сталина и Троцкого. Эта тройка и решала бы все организационные и кадровые вопросы.

Зиновьев и Бухарин пригласили в Кисловодск некоторых видных членов ЦК — посоветоваться. Заместитель председателя Петросовета Григорий Еремеевич Евдокимов, крупный военный работник Михаил Михайлович Лашевич и командующий войсками Украинского военного округа Михаил Васильевич Фрунзе поддержали идею передать всю власть тройке.

Зиновьев при Ленине был одним из самых влиятельных людей в стране. Они познакомились в эмиграции и с тех почти не разлучались. Григория Евсеевича иронически именовали верным оруженосцем Ленина, потому что он безоговорочно признавал правоту старшего товарища, когда другие социал-демократы спорили с Владимиром Ильичом. На съездах партии, когда голосовали за членов Центрального комитета, Зиновьев получал больше всех голосов после Ленина.

Они разошлись во взглядах только один раз. В октябре семнадцатого Зиновьев высказался против, когда Ленин предложил силой свергнуть Временное правительство, но этот знаменитый эпизод — что бы по этому поводу ни говорилось в советских учебниках истории — не испортил их личные отношения.

Зиновьев был тучным молодым человеком. Бледный и болезненный, он страдал одышкой и казался флегматиком… Но он был умелым митинговым оратором, зажигался во время речи и говорил с большим нервным подъемом. По свидетельству Луначарского, у него был мощный голос тенорового тембра, чрезвычайно звонкий.

После революции Владимир Ильич сделал Зиновьева членом политбюро, хозяином Петрограда и всего Северо-Западного края. Оказавшись у власти, Зиновьев, как это случается со слабыми натурами, преобразился и вел себя крайне жестоко. Кроме того, Ленин поставил Зиновьева во главе Третьего интернационала. В те годы эта должность имела особое значение. Партия большевиков была всего лишь одной из секций Коминтерна, таким образом Зиновьев формально оказался руководителем всего мирового коммунистического движения.

Зиновьев был настроен весьма решительно. Он называл действия Сталина диктатурой и пришел к выводу, что Ленин был прав, оценивая Иосифа Виссарионовича («Письмо к съезду») и предлагая переместить его с поста генсека.

«Мы этого терпеть больше не будем, — писал Зиновьев Каменеву. — Если партии суждено пройти через полосу (вероятно, очень короткую) единодержавия Сталина — пусть будет так. Но прикрывать все эти свинства я, по крайней мере, не намерен.