Леонид Млечин - Сталин VS Троцкий

Через много лет находившегося на пенсии Молотова спросили, каким был Троцкий как человек:

— Говорят, очень резкий и даже дерзкий в обращении?

— Когда его критиковали, — ответил Вячеслав Михайлович, — он был, конечно, и резкий, и дерзкий. Но в своей среде у него были особые отношения. Там он умел ладить и был совсем не тот. Поэтому все зависело от политических отношений… Нашего брата, — подчеркнул Молотов, показывая всем тоном, что «наш брат» был тогда совсем незначителен, — он не жаловал. Нет, не жаловал.

В 1937 году в редкую минуту откровенности Сталин поведал своему окружению:

— Известно, что Троцкий после Ленина был самый популярный в нашей стране. Нас мало знали — меня, Молотова, Ворошилова, Калинина. Но нас поддерживали средние кадры. А Троцкий не обращал на эти кадры никакого внимания. Главное — в этих средних кадрах. Генералы ничего не могут сделать без хорошего офицерства.

Весной 1923 года выдающийся режиссер Всеволод Эмильевич Мейерхольд, который искал новые формы театрального искусства, созвучные революционной эпохе, поставил спектакль «Земля дыбом». Спектакль был о Гражданской войне. Когда на экране зажглась надпись: «Спектакль посвящается народному военному комиссару Льву Давидовичу Троцкому», то полный зал встал и зааплодировал.

Троцкий тоже пришел в театр с группой высших командиров Красной армии. Мейерхольд пытался соединить искусство с жизнью, поэтому во время спектакля на сцене появлялись броневики, грузовики с красноармейцами. И в какой-то момент увлеченный действием Троцкий встал и прошел на сцену.

Артисты расступились, и председатель Реввоенсовета произнес короткую, но оказавшуюся вполне уместной речь по поводу пятилетия РККА. Потом Лев Давидович вернулся в ложу, а спектакль продолжился. Спектакль, посвященный Троцкому, Всеволоду Мейерхольду потом припомнят, когда будут закрывать его театр…

«Троцкий сделал для России то, что не смог бы сделать никто другой, — вспоминала Анжелика Балабанова. — Он смотрел в лицо опасности и смерти. Он героически вынес преследования беспрецедентного масштаба. Его безграничная уверенность в себе основывалась на ошеломляющей популярности, которой он пользовался. Он был уверен в том, что, какова бы ни была судьба других, для него, Льва Троцкого, жизнь сделает исключение».

Троцкий считал себя неуязвимым и не обращал внимания на то, как быстро множится когорта его неприятелей. Лев Давидович сторонился этих людей и демонстративно остался в одиночестве:

«Хождение друг к другу в гости, прилежное посещение балета, коллективные выпивки, связанные с перемыванием косточек отсутствующих, никак не могли привлечь меня. Новая верхушка чувствовала, что я не подхожу к этому образу жизни. Меня даже и не пытались привлечь к нему. По этой самой причине многие групповые беседы прекращались при моем появлении, и участники расходились с некоторым конфузом за себя и с некоторой враждебностью ко мне. Вот это и означало, если угодно, что я начал терять власть».

В октябре 1927 года на пленуме ЦК партии генеральный секретарь произнес речь, которую никогда не публиковали.

— Троцкий утверждает, — говорил Сталин, — что в миллионной партии можно «захватить» власть… Почему же в таком случае Троцкому не удалось «захватить» власть в партии? Чем это объяснить? Разве товарищ Троцкий более глуп или менее умен, чем Бухарин или Сталин? Разве он менее крупный оратор, чем нынешние лидеры нашей партии? Не вернее ли будет сказать, что как оратор Троцкий стоит выше многих нынешних лидеров нашей партии? Чем объяснить в таком случае, что Троцкий, несмотря на его ораторское искусство, несмотря на его волю к руководству, несмотря на его способности, оказался отброшенным прочь от руководства великой партией, называемой ВКП(б)?..

Ответ мы теперь знаем: в борьбе за власть Троцкий во всем уступал Сталину.

Льва Давидовича Троцкого принято считать политическим соперником Иосифа Виссарионовича Сталина, претендовавшим на пост руководителя партии и главы Российского государства. Через призму их борьбы за Кремль, в которую втянули чуть ли не всю страну, принято рассматривать историю России двадцатых годов. Между тем сам Троцкий никогда не стремился взять власть в партии. У него были для этого веские причины. Сказал он об этом только однажды, в узком кругу партийного руководства, к чему мы еще вернемся. Но люди тонкие и наблюдательные, давно это поняли.

«О Троцком принято говорить, что он честолюбив, — писал нарком просвещения Анатолий Луначарский. — Это, конечно, совершенный вздор. Я помню фразу, сказанную Троцким по поводу принятия эсером Черновым министерского портфеля:

— Какое низменное честолюбие — за портфель, принятый в неудачное время, покинуть свою историческую позицию!

Мне кажется, в этом весь Троцкий. Он совершенно не дорожит никакими титулами и никакой внешней властностью. Ему бесконечно дорога, и в этом он честолюбив, его историческая роль».

И Луначарский вновь возвращается к этой мысли:

«Троцкий чрезвычайно дорожит своей исторической ролью и готов был бы, вероятно, принести какие угодно личные жертвы, конечно, не исключая вовсе и самой тяжелой из них — жертвы своей жизнью, для того чтобы остаться в памяти человечества в ореоле трагического революционного вождя».

Так и вышло.

Почему Троцкий вел себя так вяло и безынициативно, когда Ленин фактически выталкивал его на первые роли? Лев Давидович был необыкновенно яркой фигурой. Но ему не хватало того, что в избытке было у Ленина, а потом и у Сталина, — жажды власти. Председатель Реввоенсовета по-настоящему не стремился к первой роли. Он наивно полагал, что ему достаточно и того, что у него уже есть. Ему нравилась его роль мудреца, который с недосягаемой для остальных вершины взирает на происходящее. Он не понимал, что борьбу за власть ведут до последнего смертного часа, а не только в годы революции и войны. Иначе потеряешь все! Вот Ленину, считает известный историк Ахмед Искендеров, была свойственная почти гипертрофированная жажда власти, Троцкий же видел свое призвание не в пребывании у власти, а в самом революционном процессе. Он не был охвачен неутихающей страстью к власти, поэтому и проиграл.

Лев Давидович полагал, что ему достаточно и того места в руководстве страны, которое у него уже есть. Он даже нарочито не желал участвовать в схватке за власть. Осенью 1923 года Троцкий говорил на пленуме ЦК:

— В такой ответственнейший в мировой истории момент тот, кто заподозрил бы меня в смешном стремлении взять на свои плечи всю громадную ответственность, взять только на себя, единолично, тот счел бы меня трижды подлецом и трижды сумасшедшим.