Скотт Макконнелл - Айн Рэнд. Сто голосов

Доктор Никкерсон, помните ли вы какие-нибудь другие встречи или разговоры с мисс Рэнд?

Ричард Никкерсон: Первые лекции происходили относительно неформально. Помню тот вечер, когда они объявили, что их философское течение будет называться объективизмом. Ничего слишком уж выдающегося. Это случилось в первой серии лекций, которые проводил Натаниэль Бранден — вечером каждой пятницы в Манхэттене [в 1959 году, в отеле «Шератон-Рассел»]. Он прочитал несколько лекций, и на одной из них объявил, что мисс Рэнд выбрала имя для своей философии, и она будет называться Объективизмом. С заглавного O. Все были рады услышать это.

Когда вы в последний раз виделись с ней?

Кэтлин Никкерсон: Наверно, тогда, когда возили Скотта к ней в гости.

После 1966 года у меня не было личных встреч с ней. Разве что в какой-либо группе.

Случалось ли вам видеть Айн Рэнд сердитой?

Однажды я видела, как она выражала недовольство близкому другу на каком-то общественном мероприятии и в недвусмысленных терминах сказала, чтобы он более не повторял свой проступок. Дело было в том, что он сфотографировал ее в очках. Она резко отчитала его, но одновременно пояснила, что те, кто фотографирует ее подобным образом, преследуют цель превратить ее образ из серьезного философа в начитавшуюся книг училку. Они хотят привести ее к «нормальному» виду, сделать одной из своих. Согрешивший немедленно извинился и сказал, что понимает ее позицию.

Осознав этот принцип, мы попытались не допускать более подобной ошибки. Пребывание в обществе Айн даже в самой непринужденной обстановке всегда оказывалось информативным, хотя и несколько рисованным.

Другой раз, на собрании в квартире Брандена, Айн обсуждала, как мне кажется, свою новую колонку и то, как ее следует назвать. Сидя полукругом, члены Коллектива предлагали для этого собственные идеи. Собравшиеся испытали истинное потрясение, когда Айн, после того как Натан сделал задевшее ее полушутливое предложение, резким тоном сказала ему: «Не смей впредь рекомендовать мне, что нужно делать с моей собственной работой». Ее реакция раздосадовала и также задела его. А я в этот момент искренне ужаснулась. Мгновение миновало, однако я поняла, что если не продумывать следствия из своих слов, то можно нарваться на крепкую отповедь со стороны Айн.

Айн при мне подвергала резкой критике почти каждого члена Коллектива и тем не менее всегда относилась ко всем нам с симпатией и уважением. Будучи группой интеллектуалов, преданных Айн и разуму, они могли и не понимать, отчего попали под раздачу. И если для кого-то из них это создавало проблему, всегда существовала возможность уладить вопрос на более поздней встрече.

На лекциях я не раз оказывалась свидетельницей того, что реакция Айн подчас ошеломляла слушателей, задававших ей вопросы или выступавших с комментариями. Однако всякий раз по трезвому размышлению мне удавалось понять логику Айн. Они никогда не пыталась взять кого-нибудь на испуг ради самого удовольствия, как нередко поступают другие. Она всегда давала какие-то, пусть и короткие объяснения следствий из заданного ей вопроса или комментария. Конечно, некоторых она обескураживала. Кое-кто навсегда отвращался от объективизма. Однако некоторые вопросы или комментарии следовало рассматривать в контексте очевидно проистекающих из них следствий. Как ни прискорбно, никто в ее кружке не мог безнаказанно произнести что-нибудь вроде: а вам не кажется, что Советский Союз и в самом деле представляет собой нечто более совершенное по сравнению с предыдущим режимом? Я никогда не записывала предлагавшиеся вопросы и посему, возможно, привела неудачный пример. Все те, кому повезло общаться с Айн Рэнд, имели в своей жизни шанс наблюдать за действием ее интеллекта на лекциях и прочих мероприятиях. Она всегда воспринимала смысл сказанного ей как обращенное лично к ней и ее окружению. И если вы не могли выносить жгучее прикосновение этого пламенного ума, значит, вы попали в чуждое вам место.

Держалась ли она на публике точно так, как в приватной обстановке?

Да. Практически в ней ничего не менялось. Должно быть, на публике она становилась более официальной. Но как личность она оставалась совершенно неизменной. От нее всегда можно было получить разумный ответ, где бы она ни находилась.

Я однажды спросила Айн: «Разве есть что-то плохое в желании отомстить тому или другому человеку?» Она целую минуту удивленно смотрела на меня, а потом сказала: «Нет, ничего плохого тут нет. Подобное желание есть форма установления справедливости».

А кому именно вы хотели тогда отомстить?

Были такие люди, которые писали о ней жуткие вещи в прессе, а также делали ей гадости, так что нам хотелось отправить их в ад, если бы такое было возможно.

Говард Одзер — отставной бизнесмен, посещавший литературные курсы Айн Рэнд в 1958–59 годах.

Даты интервью: 20 апреля и 4 мая 1999 года.

Скотт Макконнелл: Как вы познакомились с Айн Рэнд?

Говард Одзер: Я посещал начальные серии лекций Натаниэля Брандена по объективизму и потратил много времени на посещение их и разговоры с ним, особенно по психологии. Будучи слушателем курса, прочитанного в отеле «Шератон-Рассел», вместе примерно с двадцатью другими участниками я имел возможность общаться с Айн Рэнд. Потом возникла дружба и взаимодействие с Айн и Фрэнком O’Коннором.

В то время она начинала читать лекции, и одна из них была прочитана в Нью-Йоркском университете. Я присутствовал на лекции вместе с моей тогдашней женой Дебби и заверяю вас в том, что некоторое количество голосистых сторонников в аудитории было просто необходимо.

Почему?

Потому что академическое сообщество обустраивало эти события так, что они были, по сути дела, направлены против Айн. Во время одного нашего телефонного разговора она сказала мне: «Не могу даже сказать вам, насколько мне приятно видеть ваши с Дебби лица в аудитории, наполненной морем врагов».

Я присутствовал на нескольких проведенных ею беседах, и Айн Рэнд запомнилась мне как осажденная врагами со всех сторон фигура. Молодежь лучше чувствовала и воспринимала ее. Это был как раз тот самый случай, когда молодые люди приходили, чтобы послушать ее, а старшие — для того, чтобы напасть и оспорить.

И кто же были эти старшие?

Профессора. Ученая порода. Хитрожопые — из тех, которые считали, что сумеют задать ей трепку.

И как же она с ними управлялась?

Самым сокрушительным образом. Примерно так: «вторая часть вашего утверждения противоречит первой». Она очень часто прибегала к тому, что получило название «Бритвы Рэнд» [165] Принцип Рэнд гласит: «Концепции не следует умножать за пределами необходимости»; см. в Introduction to Objectivist Epistemology , eds. Harry Binswanger and Leonard Peikoff, expanded 2nd ed. (New York: Meridian, 1990), стр. 72. .