Альберт Вильямс - О Ленине и Октябрьской революции

Внезапно из темноты ночи доносится грохот, пораженные делегаты вскакивают с мест. Это был выстрел крейсера «Аврора», сделанный по Зимнему дворцу. Неясные и приглушенные раскаты его доносятся издалека и звучат торжественным реквиемом, возвещающим о гибели старого строя и рождении нового. Это голос масс, громко требующих от делегатов: «Вся власть Советам!». Итак, перед съездом со всей остротой поставлен вопрос: объявит он Советы правительством России, узаконив новую власть, или нет?

И тут произошел один из парадоксов истории. Среди делегатов съезда было немало интеллигентов. Для некоторых из них «темный народ» служил в свое время объектом, которому они отдавали все свои силы. «Хождение в народ» стало их увлечением. Ради народа они переносили бедность, тюрьмы и ссылки. Они будоражили народ революционными идеями, по-своему понимая его нужды и интересы. Не переставая, они превозносили высокие духовные качества масс. Короче говоря, определенная часть интеллигенции сделала народ своим божеством. Теперь же народ поднимался, словно разгневанный бог-громовержец, бог властный и своенравный, и действовал, как грозный повелитель. И эта часть интеллигенции в страхе отшатнулась от него, отвергнув ею же самою созданное божество, которое не захотело ей подчиняться и над которым она потеряла контроль. Эти интеллигенты сразу утратили веру в народ, стали его противником и теперь отрицают его право на восстание, ибо такой поворот дела они считали противоестественным явлением, ужаснейшим бедствием, увлекающим Россию в хаос и «преступный бунт против власти». Эти отщепенцы набросились на народ, понося его и умоляя, беснуясь и проклиная. Как делегаты съезда, они пытались сорвать провозглашение Советов правительством России.

Как все это тщетно и нелепо! Отказаться признать эту революцию — это все равно, что не замечать надвигающийся морской вал, лавину или извержение вулкана. Ведь революция стала уже неизбежной, неотвратимой. Ею охвачены казармы и окопы, заводы и улицы, всё и вся. Вот она здесь, на съезде: как официально, в лице сотен рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, так и неофициально, в лице масс, заполнивших каждый сантиметр пространства; люди облепили даже колонны и подоконники; от скопления народа в зале образовалась туманная пелена и наэлектризованная атмосфера от напряжения чувств.

Народ пришел сюда для того, чтобы убедиться в исполнении съездом своей революционной воли — провозглашении Советов правительством России. В этом требовании народ непреклонен. Каждая попытка запутать вопрос, всякое усилие парализовать или обойти его волю вызывали яростные взрывы протеста.

У правых партий заготовлены длиннейшие резолюции. Толпа в нетерпении. «Хватит резолюций! Довольно слов! Дело давайте! Даешь Советы!»

Кое-кто предлагает компромиссное решение вопроса путем создания коалиции всех партий. «Только одна коалиция возможна, — слышат они в ответ, — коалиция рабочих, солдат и крестьян!»

Мартов призвал к мирному решению развертывающейся гражданской войны.

— Победа, полная победа — вот единственное решение! — кричат ему в ответ.

Офицер Кучин пытается запугать тем, что Советы якобы не имеют поддержки в армии и вся армия против них.

— Предатели... — ревут солдаты. — От штаба говорите вы, а не от армии! Мы, солдаты, требуем: «Вся власть Советам!».

Их воля подобна стали. Никакие угрозы или мольбы не в силах сломить или согнуть ее. Ничто не может отвлечь их от цели.

Затем выступил Абрамович.

— Мы не можем оставаться здесь и нести ответственность за творящееся преступление. Мы призываем всех делегатов покинуть съезд. — С драматическим жестом он сходит с трибуны и направляется к выходу. Делегаты из его группы поднимаются со своих мест и пробираются за ним.

— Пусть уходят, — кричат им вслед, — скатертью дорога! Эти подонки будут сметены в помойную яму истории!

Под шум, насмешки и презрительные выкрики пролетариев: «Дезертиры! Предатели!» — отщепенцы покинули зал.

В критический момент борьбы эти предатели оставили массы и отшатнулись от революции. Будучи не в силах изолировать Советы, они изолировали только самих себя. На сторону Советов вставали надежные батальоны защитников.

Каждую минуту приходят известия о новых победах революции — об аресте министров, о захвате Государственного банка, телеграфа, телефонной станции, генерального штаба. Один за другим опорные пункты власти переходят в руки народа. Призрачная власть старого правительства рассыпается в прах, прежде чем успевает ударить молот.

На трибуну съезда взошел запыхавшийся, забрызганным грязью комиссар из Царского Села и сказал: «Царскосельский гарнизон стоит на подступах к Петрограду, он за Всероссийский съезд». Представитель батальона самокатчиков сообщил: «Батальон самокатчиков за Советы. Среди самокатчиков нет никого, кто бы согласился проливать кровь своих братьев». Затем, пошатываясь от усталости, на трибуну поднялся Крыленко и зачитал телеграмму, в которой XII армия приветствовала съезд Советов. Военно-революционный комитет принял на себя командование Северным фронтом.

Наконец, в заключение этой бурной ночи в результате столь горячих прений было принято воззвание:

«Рабочим, солдатам, крестьянам

...Опираясь на волю громадного большинства рабочих, солдат и крестьян, опираясь на совершившееся в Петрограде победоносное восстание рабочих и гарнизона, съезд берет власть в свои руки.

Временное правительство низложено...

Советская власть предложит немедленный демократический мир всем народам и немедленное перемирие на всех фронтах. Она обеспечивает безвозмездную передачу помещичьих, удельных и монастырских земель...»

Что тут поднялось!.. Люди от радости плакали и обнимались. Повскакали и понеслись с сообщениями курьеры. Застучали телеграфные ключи, зажужжали телефоны. На фронт помчались автомобили. Над реками и равнинами полетели аэропланы. Радио передало эту весть за океан. Все сообщали о великом событии!

Воля революционных масс победила. Советы стали правительством.

Это историческое заседание заканчивается в шестом часу утра. Делегаты, шатаясь от усталости, бессонных ночей, но в приподнятом настроении, тяжело ступая по каменной лестнице, выходят из Смольного. На улице еще темно и холодно, но на востоке уже разгорается красный восход.

Русский поэт Тютчев писал: