Константин Попов - Красный хоровод

— Мое поваженье!.. Дуже приемно! — говорит снисходительным тоном Владислав Владиславович и, в соответствии с занимаемым положением, милостиво протягивает два пальца. — Дуже приемно! — повторяет генеральный хорунжий, но, запутавшись на последующей фразе, великодушно переходит на русский язык.

А вот, в форме гетманского конвоя, перетянув талию до невозможности и широко распустив юбку короткой свитки, с неизменной самодовольной улыбкой, проходит другой украинец — полковник Ванька Дедюлин, племянник покойного дворцового коменданта.

Их много этих украинцев и, как нарочно, с самыми самостийными украинскими фамилиями — генеральный значковый фон Акерман, фон Дельвиг, Гернгросс, Петерс, фон Брендель и прочие.

Наблюдаю нескольких офицеров бывшего гвардейского кавалерийского корпуса, в цветных фуражках кавалергардов, лейб-гусар, кирасир. Одни в старой военной форме, большинство в статском. В высокой енотовой папахе проходит сухая, длинная, как верстовой столб, фигура генерала от кавалерии графа Келлера. Наконец, встречаюсь с моим милым начальником, князем Юрием Ивановичем Трубецким…

Бряцая саблями, с сигарами в зубах проходят два немецких лейтенанта. Сухие крепкие лица с подстриженными усами, тонкие фигуры в расцвеченных оранжевыми кантами уланских «фельдграу», в походных фуражках, по русской манере надетых несколько набекрень, со смятыми небрежно полями — особый кавалерийский шик — в желтых перчатках, с привязными шпорами на коричневых кожаных крагах.

Немцы подходят к самой балюстраде и, вынув бинокль, поочередно, делясь короткими замечаниями, смотрят на Днепр, на песчаный противоположный берег, на дали в фиолетовых красках заката.

Они стоят передо мною, мои победители и враги, залившие слезами и кровью Россию… И я гляжу и молча созерцаю тех, с которыми когда-то, в дыму и пламени кровавых вакханалий, встречался в озерных пространствах Мазурии, на равнинах тихого Буга, на полях Тарнополя и в снеговых ущельях Карпат…

Не чувствую ни гнева, ни вражды… Угар войны прошел, а многое в них достойно, кроме того, примера и подражания… И я утешаюсь мыслью, что не в бранном поединке они выбили оружие из наших рук, что не их доблесть, а наша русская мягкотелость и глупость превратила победу в позорное поражение…

Нужно отметить, что поведение немецких войск в украинской столице было безукоризненным. Ни тени насмешки, военной бравады, оскорбительного задора. Корректность, выдержка, вежливость и спокойствие. Можно себе представить, как вело бы себя христолюбивое русское воинство на асфальтовых проспектах Берлина?..

Солдаты — верх дисциплины, железный слиток, монолит. Особенно, когда шагая мерными шагами по мостовой, мощными колоннами проходит батальон за батальоном, в своих тяжелых, грозных, глубоко сидящих на голове шлемах, с винтовками однообразно вдвинутыми в плечо…

Обедаю в том же саду, на открытой террасе, с очаровательным видом на Днепр. Публики все больше и больше. Весь Петроград и Москва, весь финансовый, деловой, промышленный и общественный, сановный и артистический мир перекочевал сюда, в этот общероссийский центр, в этот обжорный ряд, на ласковый юг, под защиту Украинской Державы…

Когда же вспыхивают фонари и тихая украинская ночь заключает город в свои нежные и душистые объятья, когда унизанный золотыми огнями он продолжает жить особою, потаенною жизнью, не кажется ли мне все это каким-то странным, когда-то, где-то виденным сном, обворожительною мечтою, волшебною сказкой?

В саду гремит оркестр и в теплом воздухе разносится мелодия венского вальса… Из-за ветвей сверкают лампионы, горит луна, миллионами очей мерцают звезды… Внизу блестит и дышит спокойный, старый, серебристый Днепр…

На середине Крещатика, в большом сером доме, помещается известное кино Шанцера. Здесь идут лучшие боевики сезона — «Отец Сергий», с участием Ивана Мозжухина, ряд вполне доброкачественных сценариев немецкого производства, с заслуженною королевой экрана — Хенни Портен. Само собой разумеется, кино всегда переполнено, как киевлянами обоего пола, так, в одинаковой степени, и чинами германского оккупационного корпуса.

Рядом же, в соседнем доме, на втором этаже, помещается лотошный клуб и общество «Кадровых офицеров русской армии».

В большом зале идет игра. Публика, склонившись над карточками, одни спокойно, другие с заметным волнением, в особенности, если образовалась коварная «кварта», прислушиваются к выкликаемым цифрам:

— Пять!.. Двадцать четыре!.. Восемьдесят один!..

В отдельных комнатах играют в преферанс или в винт. Здесь же, можно поужинать за три-четыре карбованца, или просто закусить у буфета. Молодые дамы и барышни разносят чай, прислуживают, беседуют с друзьями, знакомыми.

Здесь можно быть свидетелем неожиданных встреч.

Вот, например, эта брюнетка с матовым цветом лица, которая стоит за буфетною стойкой, мне кого-то напоминает?.. Я узнаю ее… Это жена адъютанта лейб-гусарского Павлоградского полка, Нелидова, вышедшая впоследствии замуж за командира того же полка, полковника Абалешева… Того самого Абалешева, который был когда-то моим сослуживцем по кирасирской бригаде, а потом, весьма бойко зашагав по иерархическим ступеням, получил звание свитского генерала и, наконец, должность начальника Второй гвардейской кавалерийской дивизии, в «Гвардкаве»…

Вместе с нею прислуживает другая женщина, молодая, хрупкая, тоненькая, с миловидными чертами лица… Я прекрасно знаком и с нею… Это дочь бывшего командира Первого сибирского корпуса, генерала Плешкова, сестра моего однополчанина по полку гатчинских кирасир, жена павлоградского ротмистра Гебеля…

И я выслушиваю трагическую историю, которую Марья Михайловна мне передает…

Большевицкий переворот застал обеих подруг в Орле. С большими затруднениями, мужьям удалось пробраться в Орел, захватить семьи и выехать на Украину. На пограничном посту, при осмотре генеральских вещей, чекисты обнаружили портрет государя с именной надписью и Георгиевский крест. Генерал Абалешев и ротмистр Гебель, тут же, без всякого суда, чуть ли не на глазах своих жен, были расстреляны…

В траурный синодик я заношу еще ряд знакомых имен.

В январе, во время занятия Киева Красной армией товарища Муравьева, несколько сот офицеров погибло насильственной смертью. Среди них был убит мой сослуживец, генерал Тихомиров, лейб-гвардии Кирасирского Ее Величестна полка полковник Чебышов и молодой граф Армфельдт, кавалергард Скалон…

В гостинице Гладынюка был зарезан полковник лейб-гвардии Уланского Его Величества полка Домонтович, расстрелян конногренадер, флигель-адъютант полковник Стефанович. Несколько позже погибли — лейб-гвардии Драгунского полка полковник барон Неттельгорст и лейб-улан Осоргин… В Новочеркасске расстрелян мой однокурсник по академии, донской атаман Назаров…