Константин Попов - Красный хоровод

Уже далеко позади осталось бутылочное горло Баб-эль-Мандеба и, подгоняемый вздохом муссона, «Томск» направляет полет к цейлонским пальмовым берегам.

Две недели утомительного пути тянутся безконечно.

Уже изведаны все радости океана — восходы и упоительные закаты, сапфиры и топазы воды, игра золотых облаков и созвездие тропического Креста, прибитого бриллиантовыми гвоздями к куполу черного неба.

Уже прискучили стаи летающих рыб, кувыркающиеся дельфины, стада гигантских нарвалов, взметающихся на яркой волне.

Уже все пассажиры известны друг другу вплоть до восьмого колена. Уже имели место неизбежные ссоры, стычки, взаимные пререкания, а к довершению зла, все ощутительней становятся вздохи муссона.

Океан глухо ревет, вздымая исполинские горы, обрушивая на палубу потоки теплой воды, погружая пароход в яростную пучину. Трещат канаты и снасти, и вот-вот готов, кажется, треснуть стальной, крепко схваченный болтами борт под напором дикой стихии.

Бледны лица утомленных людей и добрая половина лежит в приступах мучительного недомогания. Все раздражены, все клянут рок, пославший столь жестокое испытание, оторвавший от тихой, мирной, веками налаженной жизни в пределах родной земли.

Кое-кто, впрочем, еще крепится.

Господа офицеры, в первую очередь, пытаются бороться с незримым, внезапно налетевшим врагом, и оказывают ему стойкое сопротивление.

Но далеко не все, каких-нибудь пять-шесть человек, не более, составляют сейчас окружение Антонины Васильевны, хрупкой молодой женщины, единственной, по какому-то необъяснимому признаку, не поддающейся лютой болезни.

А поведение Антонины Васильевны, по достоинству, должно быть названо самоотверженным.

Презирая тысячу и одну опасность, подвергая нежное тело ударам ветра и волн, пересиливая естественную брезгливость, Антонина Васильевна, с искусством подлинной милосердной сестры, оказывала посильную помощь всем страдавшим, недуговавшим, изнемогавшим под бременем чудовищной качки.

Она спускалась в трюмное помещение к чинам военной дружины. Она подымалась наверх и посещала каюты первого и второго классов, отпаивая больных коньяком, ромом, лимонной водой, внося точно ангел-хранитель, точно златокудрый, веющий белыми крыльями херувим, мир и покой в души истомленных людей. И пересуды, злые сплетни, оговоры и шепотки, мало по малу, неожиданно замолкали. Обаятельность, ласковость, сердечная простота обезоруживали самых упорных недоброжелателей.

Антонина Васильевна не щадила себя в течение нескольких дней, пока продолжался демонический шторм, пока, в свою очередь, примерно на параллели Коломбо, не подверглась тяжкому испытанию.

И ни что иное, как супружеская честь, как женская добродетель Антонины Васильевны в эти душные муссонные дни повисла на жалком, ничтожном, тоненьком волоске…

Был вечер и, казалось, что океан умерил свою дикую ярость.

Утомленная дневными заботами, в смутном, неясном, меланхолическом настроении, молодая женщина лежала в шезлонге, подле спардека, и вела беседу с ротмистром Елитой фон Вольским.

Освеженный бурею воздух оказывал благотворное действие. Оранжевый закат догорал. Тропическая ночь катилась быстро, молниеносно.

— Елита, мне скучно! — неожиданно, после того, как разговор на минуту умолк, с капризной ноткой в голосе, проговорила Антонина Васильевна. — Елита, разскажите что-нибудь интересное?.. Развлеките меня?.. Скажите экспромт?

Ротмистр вытянул ноги в алых гусарских чакчирах, взглянул на падавший сумрак и, как обычно, усиливая фразу взмахом руки, произнес:

— Божественная! — внезапно переменив тон, прошептал Елита фон Вольский. — Я больше не в состоянии!.. Это свыше человеческих сил!.. Поймите, больше я не могу!

Антонина Васильевна изумленно раскрыла глаза.

— Вы деспот! — продолжал ротмистр. — Вы злостная, бездушная, избалованная кокетка!.. Вы желаете довести меня до самоубийства?.. Fiat volunta tua!.. Да будет воля твоя!.. Ротмистр Елита фон Вольский пал жертвой своей мучительной страсти!.. Ха-ха-ха-ха!

Ротмистр прекратил демонический смех, выбросил из глаза монокль и задумался.

— Итак, вы принципиально не желаете мне отдаться?.. Что делать?.. В таком случае, придется пойти на компромисс!

Он поднялся со стула, театральным жестом наклонил голову и произнес:

— Гвардии ротмистр Елита фон Вольский делает предложение и просит вашей руки!.. Надеюсь, теперь вы удовлетворены?.. Закон соблюден в полной форме!

Антонина Васильевна улыбнулась:

— Юрий Александрович, благодарю вас за честь!.. Но вы забыли, что я уже состою замужем?

Нет, ротмистр Елита фон Вольский, как и прочие одиннадцать русских конквистадоров, отлично знает, что Антонина Васильевна имеет законного мужа… Что этот муж молод, обладает большими достоинствами и любит свою жену… Что, в настоящее время, он находится в рядах Добровольческой армии и кровью добывает истинную свободу России…

— Глупости! — произнес ротмистр. — Это не имеет абсолютно никакого значения!.. Я разведу вас с вашим мужем!.. Впрочем, вероятно он будет убит!

Антонина Васильевна нахмурилась:

— Юрий Александрович, как вам не стыдно?.. Наконец, вы ведь сами женаты?

— Глупости! — повторил ротмистр Елита фон Вольский. — Это так же не имеет значения!.. Я разведусь со своею женой!.. Я буду свободен, независим, богат!.. У меня тысяча десятин в Калужской губернии!.. Я окружу вас комфортом!.. Я создам вам царскую жизнь!

Антонина Васильевна звонко расхохоталась.

— Безумец! — проговорила она и легким прикосновением ударила ротмистра по губам.

Наступило продолжительное молчание.

— Елита, вы милый, славный, искренний человек! — произнесла, как бы в некоторой задумчивости, Антонина Васильевна. — Елита, вы нравитесь мне, но это право же невозможно!.. Будьте благоразумны!.. Не сердитесь на меня!.. Будьте пай-мальчиком и мы сохраним лучшие отношения!.. Пойдемте, я угощу вас коктейлем!

Антонина Васильевна поднялась, прошла по палубе и спустилась в свою каюту.

Молча, в мрачном, подавленном состоянии ротмистр последовал за молодой женщиной…

Большой китайский фонарь освещал комнату матовым светом. Мягкий ковер заглушал звуки шагов. В каюте было душно и жарко. В углу жужжал электрический вентилятор. В другом углу стоял широкий диван и маленький столик с хрустальной вазой, наполненной мандаринами.

Из потайного шкафчика, искусно вделанного в стену, Антонина Васильевна извлекла серебряный шеккер и пару винных бокалов. Наполнив бокалы вином, молодая женщина протянула один из них ротмистру и, устремив на него серые, пылавшие суховатым блеском глаза, чокнулась и сказала: