Константин Попов - Красный хоровод

Сделав скачок в триста километров, генерал Клук был бы так же не прочь на неделю-другую остановиться, привести в порядок расстроенный тыл, пополнить снабжение своих войск. Кроме того, не мешало бы урегулировать вопрос оперативной связи с соседом, с генералом Бюловым, договориться и с Мольтке о дальнейшем наступлении на Париж.

Это не случайность, а естественная потребность, которую в таких случаях диктует неумолимая боевая обстановка. Боевой пульс армий только тогда бьется правильно, когда в его жилах имеется кровь.

Широкий же размах в оперативных планах командующего Западным фронтом был обратно пропорционален состоянию тылов его армий и хозяйственных ресурсов страны…

А на юге, советский Мюрат, товарищ Буденный, отшвырнув все приказы главнокомандующего, атакует своей конницей Львов.

Получается изумительная картина.

В то время как армии Тухачевского и Мозырская группа продолжают развивать наступление к Висле, Буденный кидается к Львому. В то время, как армии Тухачевского несутся на северо-запад, с целью обойти Варшаву, Конармия атакует в юго-западном направлении, и красные силы расходятся веером в разные стороны.

Советский фронт становится тоньше и тоньше.

У Варшавы он готов совсем разорваться.

Чтобы заткнуть дыру между фронтами, главковерх Каменев передвигает Мозырскую армейскую группу. Двадцать приказаний летят навстречу Буденному, чтобы немедленно бросить львовское направление и спешить к Варшаве. Каменев пререкается с начальником штаба Южного фронта, бывшим полковником Петиным. Комиссар Южного фронта Сталин шлет ругательные телеграммы Буденному и его комиссару Климу Ворошилову.

Но уже поздно.

Буденный ввязался в бой и завяз во львовских тенетах.

В таком рискованном положении фронт Тухачевского подходит к Варшаве. Две армии, 4-я и 15-я и конный корпус Гая кидаются еще дальше, к северо-западу, на Плоцк-Влоцлавск-Тори, с целью глубокого обхода столицы. Польским армиям отрезан путь отступления.

Приближается кризис кампании.

Красный серп продолжает резать и трепать крылья белого орла, а молот уже нацеливается нанести смертельный удар голове…

Французский генерал Вейган, бывший начальник штаба маршала Фоша, выступает в скромной роли «технического советника польского штаба».

С появлением Вейгана наблюдается резкий тактический перелом.

Прежде всего, часть польских войск выводится из соприкосновения с красными. Их убирают за Вислу и, под прикрытием реки, сосредоточивают в три мощные кулака.

Вейган, вполне убежденный, что главные силы противника обходят линию с севера, принимает удачное решение прорвать фронт.

Красные атакуют и захватывают первую линию варшавских предмостных укреплений, в то время как главные силы готовятся нанести решительный удар с севера.

Паника в городе достигает предела.

Переполненные поезда увозят испуганных обывателей. Формируются женские батальоны. В костелах идут горячие богослужения. Правительство готовится к переезду в Познань.

«Советское правительство», в лице Дзержинского, Мархлевского и Уншлихта, готовится торжественно вступить в город.

В этот момент начинается польский контрманевр, руководимый генералом Вейганом…

Сосредоточенная южнее Варшавы, 4-я польская армия переходит неожиданно Вислу и вонзается в Мозырскую группу товарища Хвесина.

Как щепки от топора, слабая, ненадежная, наспех сколоченная Мозырская армейская группа разлетается во все стороны.

Красный фронт прорван в одно мгновенье.

На следующий день польские войска разбивают левое крыло 16-й армии Сологуба, берут в плен дивизию и пятьдесят пушек.

Круто повернув на север, поляки наступают в сторону «прусского корридора», против фланга двух других красных армий и конницы Гая. Правее 4-й армии генерала Рашевского, наступает 3-я армия генерала Жилинского, левее — 5-я армия генерала Сикорского.

Три польских кулака, гоня перед собой красных бойцов, энергично наступают на север, с целью захлопнуть ловушку.

Тухачевский уже не получает сведений от своих армий, связь прекращена, предчувствие катастрофы начинает проникать в сознание молодого советского полководца.

Он резко меняет весь план и шлет приказ за приказом об отступлении.

Но большая часть его войск уже заперта в «корридоре», а меньшая — разорванные и разбитые 16-я и 3-я армии, в полном беспорядке, теряя тысячи пленных, орудия и обозы, бегут на восток…

Красные дивизии переходят прусскую границу и кладут оружие.

Только Гай, командир конного кавказского корпуса, упорный, неукротимый, бешенный Гай, не желает сдаваться.

— Мы прорвемся через польскую сволочь! — яростно кричит он, проскакивая перед полками. — Конная армия, слу-ша-ай!

Он кидается на Млаву, атакует головные части 5-й армии и прокладывает себе дорогу.

Но подходит 4-я польская армия и закрывает свободный выход.

Снова густой массой несется конница Гая и, в шашечной рубке, уничтожает 49-й полк.

Гай на свободе!

Но в Грабове ему загораживает дорогу 202-й полк.

Новая атака и полк разлетается в стороны.

У Хоржеле конный корпус натыкается на бригаду «сибирских поляков», и снова, в кровавой схватке, прорубает свободный путь. Но у Кольно красная конница вступает в неравный бой с двумя польскими корпусами наступающей 3-й армии.

В течение нескольких суток Гай яростно атакует польские линии и натыкается на новые и новые заградительные колонны.

Наконец, после десятидневных конных атак, обессиленный, в полном изнеможении, выпустив последний патрон, Гай переходит границу.

Этим драматическим эпизодом закончилась великая битва под Варшавой, то «Чудо на Висле», которое привело красные армии к неслыханной катастрофе…

Головокружительные успехи и, в результате, полное поражение красных армий об'ясняются, главным образом, органическими дефектами.

Главковерх Каменев находится где-то в глубоком тылу и занимается исключительно критикой действий. Главнокомандующие фронтами, Тухачевский и Егоров, действуют крайне несогласованно. Буденный со своей конницей увлекается эффектной задачей взятия Львова и, в течение целой недели, не выполняет приказа о наступлении в тыл контратакующей группе поляков.

Стремительное движение вперед, без подготовки тыла и оборудования комуникационных линий, со своей стороны, самым решительным образом отразилось на проигрыше кампании. Вожди Красной армии ослеплены политическими соображениями. Наконец, душа красного солдата, отравленного коммунистической пропагандой, была жестоко больна. Солдат с чрезвычайной легкостью переходил от опьянения первоначальным успехом к моральной подавленности при первой же неудаче.