Константин Попов - Красный хоровод

В конце концов, если говорить откровенно, жизнь вовсе не так дурна, хотя бы и в этой мазурской трущобе… Комфорта, правда, немного, но в хате тепло, из щелей не дует, есть вино и закуски, есть добрые приятели и даже, кажется, дамы… По крайней мере, молодая аптекарша, которая вчера улыбнулась князю, положительно невредная женщина… «Алагер ком алагер! — подумал Бельский… — Это штучка!.. Надо будет, при случае, обратить внимание!..»

Князь окончательно развеселился, и, вынув из кармана хрустальный флакончик с английской солью, поднес к носу. Потом высоким фальцетом начал было модную французскую шансонетку и вспомнил про ужин. Сегодня будет омлет и новый шедевр кулинарного искусства — беф а-ля Бельский.

Нарезать мясо тонкими ломтиками, вроде как макароны или спаржу, немножко луку, немножко перцу, залить белым соусом…

Он извинился и встал из-за стола, чтобы лично отдать распоряжение повару. И когда примерно через четверть часа вернулся обратно, молодой поручик передал ему казенный пакет.

Князь принял пакет, с серьезным видом осмотрев его со всех сторон, подошел к свече, разорвал печать, вздел пенсне и погрузился в чтение записки.

По мере того, как он читал, лицо его вытягивалось и принимало недоумевающее, досадное, сердитое выражение:

— Ничего не понимаю!.. Патя, прочти, голубчик!

Расписавшись, как полагается, на конверте, князь передал записку поручику, который прочел:

Его сиятельству князю Бельскому.

«Противник, перейдя в наступление, овладел деревней Грабово. С получением сего, приказываю вам, с вверенною бригадой, выбить противника из деревни».

Начальник дивизии

Генерал барон Штраух.

В комнате наступило продолжительное молчание. Только тикали стенные часы и завывал ветер в трубе.

— Сэ ту? — произнес князь.

— Все! — ответил поручик. — Ясно, как кофе!.. Пожалуйте бриться!.. Вот так история с географией!

Генерал снял пенсне и задумался.

Его тонкое породистое лицо неожиданно обострилось. Он нервно теребил свою маленькую бородку, затем, глубоко засунув руки в карманы рейтуз, зашагал по комнате и снова остановился перед столом:

— Ничего не понимаю!.. Почему?.. На каком основании?.. Позвольте-с, да ведь это безумие?.. Это интрига?.. Почему я, а не вторая бригада?.. У меня лошади не кованы?.. Наконец, у меня сап?

Его голос, резкий и металлический, как кавалерийская труба, срывался и звенел:

— Сейчас же еду в дивизию и объяснюсь!.. Доктор, Патя, вы свидетели… Сэ-т-энпоссибль!.. Иль э фу!.. Этот номер, батенька, не пройдет!.. Я ему покажу!.. А, каково?.. Видал — миндал?.. Нет, господа, так воевать нельзя!..

Князь подошел к окошку и прижался головой к стеклу. Но во мраке ничего не было видно — только шумели деревья, гудела вьюга и где-то далеко, должно быть, на самому краю местечка, хрипло заливались собаки.

Князь отошел от окна и посмотрел на часы. Какие-то серьезные соображения изменили, видимо, намеченный план. Генерал наморщил лоб, сосредоточенно взглянул на свои тщательно отполированные ногти и, обратившись к молодому офицеру, произнес официальным тоном:

— Поручик Дашков, назначаю вас своим начальником штаба… Пишите приказ!

После этого опустился на стул, скрестил на груди руки и, широко расставив свои длинные, тонкие, напоминающие раскрытый циркуль ноги, снова погрузился в раздумье.

Два огарка тускло освещали комнату.

Доктор собирал со стола карты. Поручик подошел к стоявшей в углу походной койке, снял висевшую на гвозде полевую сумку и принялся за работу…

— Это называется — война! — иронически усмехаясь и как бы беседуя с самим собой, в раздумье произнес князь.

— Это — преступление!.. Сэ-т-эн крим, мон шер!.. Вы меня извините!.. Наконец, это безумно, подло!.. Как?.. Без разведки, вслепую, ночью, зимой?.. С получением сего… А?.. Выбить противника… А?.. Как вам это понравится?.. А люди, а жертвы, позвольте спросить?.. Им все трофеи, а мы умирай!.. Наконец, почему не послать пехоту?.. Как это глупо, черт меня подери!..

— Глупо или не глупо, а спатеньки, кажется, не придется! — заметил доктор, наливая из бутылки остатки вина и мурлыкая под нос генерал-марш. — Что же, собираться в поход?.. Тра-трата-та… Всадники, други, в поход собирайтесь…

Князь с брезгливостью взглянул на лежавшую на столе записку и перевел глаза на доктора:

— Постойте, доктор!.. Пока Патя напишет приказ, мы успеем, по крайней мере, соорудить ужин… Не воевать же на голодное брюхо?.. Эй, Тришкин!

Князь поднялся и вышел в соседнюю комнату.

Отдав прислуге необходимые распоряжения и лично обнюхав яйца для омлета, князь вернулся обратно. Настроение его понижалось. Снова начиналась мигрень. Князь нервничал, поминутно подходил к окну, ругался неприличными словами, ругал начальников, стратегию и Генеральный штаб, а написанный поручиком приказ подверг жестокой критике.

Когда же поручик надулся, князь неожиданно размяк, попросил извинения и глядел усталыми, грустными, виноватыми глазами.

Напрасно доктор Неопалимовский пытался его развеселить, черпая из своего неистощимого арсенала забавные анекдоты и пикантные рассказы о женщинах. Напрасно переходил даже на тему о молодой аптекарше.

Князь угрюмо молчал и все его раздражало.

Когда же врач перешел к обсуждению предстоящего похода и неосторожно упомянул про то, что даже легкие ранения в живот при переполненном желудке являются обычно смертельными, князь окончательно упал духом и потерял аппетит…

Между тем, время бежало.

Поручик уже надел шинель и с помощью доктора затягивал боевой ремень.

«Куда он торопится? — подумал князь. — Эк, обрадовался, дурак!.. Не сидится!..»

Князь неожиданно почувствовал дрожь, пробежавшую по всему телу. Им овладела нервная зевота и какая-то глухая злоба против всех тех, кто в эту ночь не расстанется с теплой постелью.

Текст злополучной записки сверлил его мозг, как бурав, преследовал неотступно и рисовал картины полные ужаса и кошмара. Он смотрел с отвращением, как толстый доктор, совершенно спокойно, продолжал пить вино, как поручик, в боевом снаряжении, твердыми шагами ходил по комнате, насвистывая модную военную песенку.

Горькое чувство охватило его душу и себе самому он представился в эту минуту таким беспомощным, таким обиженным и забитым. Еще немного — и князь был готов зарыдать, как ребенок…

Поручик стоял перед ним с насмешливой улыбкой:

— Послушай, князь, твой Тришкин завернул в приказ бутерброды!

Князь кинулся на кровать, замахал руками и закричал:

— Убирайтесь вон!.. Оставьте меня в покое!..

Взрыв хохота, от которого звенела посуда и дрожали оконные стекла, наполнил комнату.

Поручик в судорожном припадке корчился на походной койке. Доктор, схватившись за толстый живот, с багровым лицом и полными слез глазами, рычал в приступах гомерического смеха.