Наталья Варлей - Канатоходка

А ещё минут через десять раздался стук в дверь, и вошла Нонна Викторовна: «Девчонки! Можно я к вам? А то меня почему-то одну посадили в гримёрку. Мне скучно».

«Конечно, заходите, Нонна Викторовна!» И мы стали гримироваться втроём.

После концерта был небольшой банкет. Нонна Викторовна оказалась напротив меня за столом. И вдруг, неожиданно для всех, она встала и сказала: «У меня есть тост! Я хочу выпить за Наташку! Если бы вы знали, какая она мать!»

Воцарилась тишина. А потом Марк Рудинштейн, который тогда возглавлял фестиваль «Кинотавр», сказал: «Ну, если так говорит свекровь, давайте за Наташу выпьем! Значит, она действительно прекрасная мать!» И все чокнулись и выпили.

А я сказала про себя: «Господи! Ты услышал меня! Спасибо за всё!..»

Спустя какое-то время мы опять встретились. Это был концерт, посвященный Дню Победы, для ветеранов кино – в Доме творчества в Матвеевском. Нонна Викторовна чувствовала себя не очень хорошо – подводили ноги: она даже выходила на сцену в сланцах, хоть и золотых. В Матвеевское они приехали с сестрой Наташей, которая теперь жила у Нонны Викторовны, чтобы помогать ей. (Наташа была рядом и ухаживала за ней до самого последнего дня.)

Мы очень обрадовались встрече и бросились друг к другу. Я рассказала, что через несколько дней улетаю на операцию в Германию. А операция предстояла тяжёлая – после моего давнишнего падения в театре начались проблемы с ногой. Наташа и Нонна Викторовна пожелали мне выздоровления, пожелали, чтобы всё прошло успешно, и сказали, что обязательно будут за меня молиться. Мы обнялись, расцеловались, пожелали друг другу здоровья и всех благ. И так тепло стало на душе.

Слава Богу, на этом закрылась горькая страница непонимания и отдаления. Отец Алексей всё правильно предвидел. Конечно, очень жаль, что мы так долго и так больно для меня не общались. Я полагаю, что и Нонне Викторовне было бы легче переносить своё горе, если бы рядом были Володины дети – её внуки. Хотя – как знать: Мордюкова человек непредсказуемый и сложный. И потом, я так понимаю, ощущение того, что она старшая в своей семье, было с ней всю её жизнь: сёстры, братья, племянники – вот неизменный круг её ответственности и любви. И это заслуживает отдельного уважения и отдельного поклона ей до земли. Даже не могу сказать, что для неё было первично – профессия или родственники, но думаю, что в первую очередь она была всё-таки Актриса. Именно так – с большой буквы. Потом сын Володька. Потом семья.

А невестки, внуки – это такое непонятное и ненадёжное приложение. Вот так я понимаю. И принимаю. Если бы это было по-другому – наверное, искусство недосчиталось бы одной из величайших актрис мира. Ведь Нонна Мордюкова в списке самых великих актрис столетия. А в галактике есть звезда, названная её именем…

Я чувствовала себя счастливой, потому что у меня появилась ещё одна родная душа, которая нуждается в сердечном тепле и любви. Когда я бывала на гастролях, то покупала подарки не только маме, но и Нонне Викторовне – например, тёплые верблюжьи халаты и уютные домашние сапожки-тапочки…

Конечно, я, зная переменчивый характер свекрови, старалась не обременять её частыми посещениями и звонками. Но моя мамочка, ставшая в конце жизни очень общительной (теперь-то ясно понимаю отчего – от страха одиночества, такого мучительного в старости), постоянно звонила Нонне Викторовне, и сестра Наташа охотно подзывала её к телефону. Уж о чём там – «своём девичьем» – они беседовали, теперь одному Богу известно. Но, когда вспоминаю об этом, я и сейчас улыбаюсь: как хорошо, что они общались!

И хорошо, что на празднование восьмидесятилетия Мордюковой в Доме кино мы вышли на сцену её поздравить – я и мой внук, её правнук, Васин сын – девятилетний Женька. Я понимала, что в зале будет много «любопытных» – в том числе и представителей разношёрстной прессы. Я не знала, как поведёт себя Нонна Викторовна – а наш выход пришёлся на то время, когда она уже больше двух часов просидела на своём «юбилейном троне» на сцене и страшно устала, и это было видно. Но я пошла, поздравила, спела песню, а потом вызвала Женьку, и он вышел: в голубом костюмчике, перешедшем ему «в наследство» от Сани, с цветами в руках и тоже ужасно волнуясь.

Женька потом, со свойственным ему юмором, рассказывал, что, когда он протягивал букет, он почувствовал, что за что-то зацепился и страшно испугался, что сейчас на глазах изумлённой публики упадёт на прабабушку. Я это увидела и бросилась к ним, и мы все вместе обнялись. А когда я наклонилась к Нонне её поцеловать, она сказала мне: «Наташка! Я тебя всегда любила!»

Через несколько дней мы беседовали по телефону, и Нонна Викторовна мне призналась, что к моменту нашего с Женькой выхода на сцену у неё было полное ощущение, что она сидит на сцене уже два дня…

Удивительное переплетение обстоятельств: и мама, и Нонна Викторовна родились в ноябре. Мама – 6 ноября в 1924 году, а Нонна Викторовна на два года позже – 25 ноября. А ушли из жизни в июле: Нонна Викторовна – 6 июля 2008-го, а мама – три года спустя, в 2011-м, 1 июля…

Мама очень переживала смерть Мордюковой. Она, кстати, очень любила Володю, даже, может, ещё больше после того, как родился Васенька, так похожий на него…

Хоронили Нонну Викторовну на Кунцевском кладбище, как она и хотела и завещала – рядом с сыном. На похоронах было много народу – и кинематографисты, и просто те, кто её любил. А любили её многие. Журналисты-телевизионщики вели себя, как всегда, бессовестно. Когда в храме после отпевания близкие стали с Нонной Викторовной прощаться, я наклонилась, чтобы её поцеловать, и наткнулась на камеру, которая прямо-таки влезла в гроб…

На поминках были в основном родные, близкие и друзья. Но и их было тоже много. Конечно, пришла и вторая жена Володи, Наталья, с сыном Вовочкой, студентом ГИТИСа. А совсем незадолго до этого я работала с его сокурсницей, и та рассказывала, что над Вовочкой в институте подсмеиваются, потому что он часто ведёт себя неадекватно. Я смотрела на парня, явно закомплексованного, на Наташу, которая сидела с каменным лицом, и вдруг мне стало их так жалко. И, поддавшись порыву, я предложила выпить за Наталью и Вовочку и сказала, что нет уже с нами ни Володи, ни Нонны Викторовны и что, помня о них, нужно прекратить вражду и ненависть, что у меня и у Натальи – сыновья, которых надо обязательно познакомить, потому что они братья…

И все, сидящие за столом, зааплодировали. А Наташа размашисто перекрестилась, сказала: «Слава Богу!» – как будто всё происходящее до этого зависело от меня. Мы с ней чокнулись и поцеловались, а Вовочка сердито увернулся…

С печалью, но и со светлым чувством я пришла домой, а вечером рассказала Васе о примирении и что, наверное, ему вскоре предстоит общение с братом. Честно говоря, Вася отнёсся к моей радости по этому поводу скептически. И оказался мудрее меня. И прав.