Наталья Варлей - Канатоходка

Особенно жалко было, что не удалось сняться в фильме «Пять дней отдыха» по повести Иосифа Герасимова. Очень хотелось сыграть эту нежную, пронзительную и трагическую историю о любви совсем юных героев в блокадном Ленинграде…

Но… как говорится, «актёр – это кладбище несыгранных ролей…».

Зато, вернувшись к съёмкам, я стала сниматься практически безостановочно, вплоть до своей беременности Васенькой, а потом – после небольшого перерыва – продолжила опять…

Ещё учась в Щукинском училище, кроме «Золота», я снялась в нескольких фильмах: в «Семи невестах ефрейтора Збруева», в новогодней картине «Бушует „Маргарита“», в болгарской картине «Трое», в «Беге» и в «Чёрных сухарях»…

Да! Ещё в «Двенадцати стульях» Гайдая – в роли Лизы. Той самой Лизы, которая живёт с мужем-студентом (его играл замечательный артист Витя Павлов), вынужденным вегетарианцем, в студенческом общежитии. А поссорившись с ним, принимает предложение Кисы Воробьянинова пойти в ресторан, где тот угощает её солёными огурцами и водкой, а опьянев, требует: «Поедем в нумера!..» И Лиза убегает, дав напоследок Кисе пощёчину…

Кису Воробьянинова сыграл Сергей Филиппов, и я уверена, что это его лучшая роль. Хотя пробовалась на роль Лизы я в паре с Анатолием Папановым, который впоследствии сыграл Кису в телевизионной версии Марка Захарова.

Но при всём моём обожании Папанова, на мой взгляд, настоящий Киса – всё-таки Сергей Филиппов. И вообще я считаю фильм Гайдая удачнее, точнее и по отношению к произведению Ильфа и Петрова, и по выбору актёров…

Сложнее всего было играть сцену с пощёчиной, потому что я боялась по-настоящему ударить Филиппова. В результате Гайдай снял 12 дублей, чтобы добиться правды. Вошёл в фильм, естественно, как самый удачный, первый дубль…

А вообще-то, мне очень хотелось сыграть в «Двенадцати стульях» другую роль – Эллочки-людоедки. Есть даже фотопроба. Но Гайдай убедил меня, что моя роль – это Лиза…

В том же году я снялась в маленькой роли в фильме Алова и Наумова «Бег» по роману Михаила Булгакова. Алов и Наумов возглавляли кинообъединение, где снимался и фильм Вятича-Бережных «Золото». Они обратили внимание на исполнительницу главной роли (то есть на меня), очень сожалели, что на все роли в «Беге» актрисы уже утверждены. И тогда они придумали для меня эпизод, который после выхода фильма на экран отмечали критики. Хотя это эпизод практически без слов…

Несутся навстречу друг другу красная и белая конницы… Топот копыт… Сумасшествие… Грязь… Месиво…

Неожиданно на поле боя появляется девушка, которая бежит и тащит за собой на верёвке козу. Бежит, падает в грязь, вскакивает и опять бежит. И что-то кричит. Её почти не слышно за топотом и грохотом, но по артикуляции понятно, что она пытается остановить бой, братоубийственную бойню.

Она кричит: «Стойте, подождите, что вы делаете!..» Бой начинается. Падают кони. Погибают люди…

Тогда она, в безысходном отчаянии, опускается на землю и закрывает руками глаза своей козочке со словами: «Хоть ты не смотри на них…» И в этот момент в неё попадает шальная пуля. Она садится и, прежде чем упасть, замирает на мгновение. В глазах – удивление и непонимание… Бой продолжается…

Вот такой эпизод вписали в структуру булгаковского произведения Алов и Наумов. Они вообще мастера таких вкраплений, ярких деталей в своих картинах. Очень точных.

В том же фильме есть эпизод: всеобщая паника, смятение, бег… А на фоне этого безумия на тротуаре спокойно сидит мальчик, печатая на неизвестно каким образом оказавшейся здесь пишущей машинке…

Этот маленький мальчик – сын Владимира Наумовича и Эльзы Леждей Алёша. Наумов и Леждей к тому времени разошлись, но Владимир Наумович обожал своего сына и рассказывал о нём с невероятной нежностью…

Меня Владимир Наумович называл «маленьким принцем» – наверное, за сочетание маленького роста, романтического сияния в глазах и короткой стрижки «горшком». Мне пришлось коротко подстричься после «Золота» – меня красили в фильме в блондинку. А так как волосы у меня росли необыкновенно быстро, то красили их чуть ли не через день. Чем тогда красили? Перекисью водорода. Поэтому сожгли волосяные луковицы. И я, до того времени носившая рассыпанные по плечам роскошные волосы, почти год щеголяла стриженой головой…

Это была не единственная «неприятность», которая стала последствием съёмок в «Золоте». Огромную часть фильма мы снимали под Мончегорском. Моя героиня спасает золото, которое несёт через леса и болота, а потом сквозь снега и метели, до тех пор, пока её, замерзающую, не находят партизаны…

К слову, это не выдуманная история. Муся Волкова написана с реальной героини Великой Отечественной войны. Женщина, ставшая впоследствии эстрадной певицей (как мечтала и героиня фильма), жила в Киеве. Когда мы с ней говорили о событиях, которые легли в основу фильма, она заметила, что в реальности с ней происходило на её пути в 600 км по вражеским тылам такое, что, если бы это нашло отражение в книге, а потом в кино, в это могли бы и не поверить… Так вот…

«Сквозь снега и метели» мы снимали зимой, на Севере. И почти весь съёмочный день я сначала шла, по колено утопая в снегу, а потом – лежала, «замерзая», – почти по-настоящему. Конечно же, меня простудили. Под конец съёмок «зимней натуры» я заболела бронхитом и, простите за подробность, заработала воспаление придатков…

Вылечили. И всё бы ничего. Но на картине «Чёрные сухари», которая снималась по повести Елизаветы Драбкиной совместно киностудиями «Ленфильм» и «ДЕФА» (Германия), меня на съёмках продержали целый день на чугунном паровозе – лежа! Много дублей! Зимой! Хоть и подкладывали под меня тулуп, но от промёрзшего чугуна он меня не спас…

Я опять простудилась, но значительно сильнее, чем раньше.

Помню, мы едем рано утром из Берлина на съёмку под Потсдамом. Режиссёр, Герберт Морицевич Раппопорт, и оператор, Эдик Розовский, сладко посапывают. А я корчусь от боли на заднем сиденье. На меня в зеркало заднего вида с ужасом смотрит водитель-немец…

Дорога и так-то длинная, но мне она кажется бесконечной. Наконец мы подъезжаем к съёмочной базе, где находятся костюмерная и гримёрная. Я практически доползаю до костюмерной, молча срываю с вешалки тулуп, бросаю его на пол и падаю на него. Больше я не в силах даже пошевелиться от боли.

Раппопорт крутится рядом и причитает: «Наташенька! Ну, может быть, как-нибудь встанешь?! Может, снимешься сегодня?!» Какое там! Я не могу даже ответить ему – даже слова причиняют боль…

Посылают за врачом. Немецкий врач делает укол и, со свойственным немцам чёрным юмором (а может, это как раз отсутствие юмора?!), предупреждает меня, чтобы я не пугалась, «если ножки отнимутся»!