Лев Тихомиров - Тени прошлого. Воспоминания

Незадолго до нас тут едва не произошла катастрофа. Компания туристов была захвачена на площадке пика густыми облаками, которые упорно нс расходились несколько дней. В глубокой тьме туристам пришлось сидеть на скале, среди холодной мокроты, заботясь только о том, чтобы не слететь в пропасть. Возвращаться было невозможно, потому что гид в этом тумане не в состоянии был найти тропинку. Так эти злополучные люди сидели без пищи и питья, без движения, в мокром холоде в течение нескольких дней. Они могли умереть даже от голода и истощения, если бы наконец утес не очистился от облаков. Тогда только неудачливые туристы могли освободиться из своей западни.

Помнится, не более получаса пути отделяет Кларан от знаменитого Шильона. Этот замок оказался совсем не таков, как я воображал. Он высится не на какой-нибудь скале, а расположен на совершенно плоском месте, каких почти не бывает на Женевском озере, и не представляет никакого величественного вида. Это огромное здание, то есть охватывает очень широкое пространство, и, конечно, окружено стенами, весьма солидными, но совсем не поражающими высотой. Эти стены со стороны суши защищены глубоким и чрезвычайно широким рвом, а со стороны озера как стены, так и все здания обрываются прямо в воду, то есть фундамент возведен прямо на дне. Собственно говоря, я не знаю, были ли они возводимы со дна или уровень озера повысился и залил их. На Женевском озере многое заставляло меня думать, что уровень его повысился на аршин и больше со времен постройки Шильона и других зданий, фундамент которых зиждется на дне. Как это могло случиться? Может быть, Рона не дает достаточного стока водам, стекающим в озеро с окружающих гор. Впрочем, это только мое предположение.

Здания Шильонского замка невысоки, хотя некоторые и имеют этажа по три. Также и башни, просторные и вместительные, не очень высоки. Вообще замок имеет вид крепости очень солидной, но нигде нет ни йскры чего-нибудь легкого, воздушного. Вся его наружность суровая и мрачная.

Савойские герцоги очень дорожили Шидьоном как пунктом, из которого они могли господствовать в Швейцарии. Они. конечно, могли держать d замке большое количество войска. В настоящее время больше половины Шильона занято каторжной тюрьмой. Остальная половина сохраняется в средневековом виде и доступна осмотру желающих. Эту часть замка я прошел из конца в конец.

К нему, конечно, подходишь, вспоминая стихи Жуковского;

Входить в Шильон нужно по мосту через крепостной ров. В прежние времена, говорят, он был подъемный. Теперь это самый обыкновенный мост. Первое, что нам показали, — это подземная темница, где был заключен Бонивар. Строю говоря, она не совсем подземная, а только наполовину. Верхняя ее часть возвышается над землей, как бывает в подвальных этажах, и в ней есть несколько окон, выходящих прямо на озеро. Они находятся под самым сводом, так что узники не могли заглянуть в них, но света пропускают много, так что в тюрьме совсем не темно. Но над водой они должны выходить невысоко, и мне кажется, что при буре волны озера могли бы захлестнуть в них.

Могу сказать, что именно эта тюрьма, бониварская, очень красива. Ее потолок состоит из нескольких сводов, опирающихся на колонны. Семь ли их или нет, я уже не помню, но только эта совокупность сводов и колонн гораздо красивее, чем один общий свод камер Петропавловской крепости. Правда, колонны толстые, приземистые, и своды все-таки производят давящее впечатление. Но строитель, очевидно, был талантливым архитектором и сумел устроить свое сооружение очень красиво, тем более что тюрьма довольно светлая, светлее многих нижних камер Петропавловской крепости. Посетителям, разумеется, показывают столб, к которому был прикован Бонивар, и тропинку, протоптанную узником в каменном полу. Тропинка эта, впрочем, очень неглубока.

Из этой тюрьмы проходят в ряд других, гораздо худших, потому что совершенно темных и каких-то узких, а далее помещаются комнаты пыток. За ними какой-то темный коридор приводит к колодцу, служившему местом казни осужденных. Говорят, на дне этого колодца были натыканы острые ножи. Подлежащего казни толкали в колодец прямо на эти острия. Пройдя всю эту анфиладу мест мучений, чувствуешь наконец какую-то одурь. Чего только люди не проделывали здесь над своими ближними! Но я был еще более поражен, когда мы отсюда поднялись в покои савойских герцогов.

Ход туда идет по винтовой лестнице из комнаты пыток и прямо в спальню герцога. Положительно не постигаешь нервов и психики людей этих времен. Спальня герцога, оказывается, была помещена над пыточной комнатой для удобства. Отсюда, лежа в постели, он мог слышать крики и стоны несчастных, подвергаемых мучениям, и их показания. Незачем было беспокоиться спускаться в пыточную. Он все слышал от себя, из спальни, на сон грядущий, которого, очевидно, не портил мучительный визг истязаемых.

За спальней следуют другие комнаты герцога, между прочим, комната герцогини, которая окнами выходит прямо на озеро, но уже на большой высоте. Какой-то ревнивый герцог придумал для своей жены такое помещение из предосторожности, чтобы она не могла убежать. Но в те времена и у дам нервы были покрепче нынешних. Герцогиня именно этими окнами и воспользовалась для бегства. Ее возлюбленный подъехал на лодке к стене замка, а она сверху спустилась к нему на веревке и удрала таким образом от нежного супруга.

Из других комнат особенное впечатление производит громадная зала, в которой герцоги принимали и угощали своих рыцарей. Это целый манеж. Много сотен человек могли здесь разместиться с полным удобством. На двух противоположных сторонах залы устроены неимоверной величины камины. В каждый из них можно было уложить чуть не сажень дров. Живописное зрелище должна была представлять толпа пирующих рыцарей, освещенная с двух сторон заревом этих двух громадных костров.

Немного месяцев суждено мне было пожить соответственно моим предположениям, то есть в отдалении от политической деятельности. Обстоятельства сильнее человека, и прошлое налагает на нас такие обязательства, которым мы не в состоянии противиться.

Но прежде чем перейти к этому, я должен сказать, что в Женеве нам пришлось пожить недолго по причинам чисто семейным.

Наш маленький Саша заболел коклюшем, и его требовалось немедленно вывезти из города. Ввиду приближавшихся холодов нужно было перебраться в теплую местность, где мальчик мог бы беспрепятственно оставаться на воздухе и в зимнее время. Таким местом была хорошенькая деревня Морне, в Савойе, близ Женевы. В самой Женеве зимой довольно холодно и бывает хотя непродолжительный, но сильный снег. В окрестностях города также нет ни одной местности, которая могла бы сравниться с Морне по обеспеченности от зимних холодов. Оно закрыто от севера, северо-запада и северо-востока горами Салева — Большим Салевом, Малым Са-левом, Монгоссом и пр. Какая бы ни была погода в других местах, а в Морне, прижавшемся к самому подножию Малого Салева, веч нос тепло и прекрасный горный воздух. Поэтому женевские врачи сюда посылают больных, нуждающихся в тепле, и в деревне уже давно основалось даже несколько недурных и недорогих пансионов (5 франков вдень). Есть также очень хорошая аптека какой-то като лической общины. Сама деревня очень чистая и довольно богатая. От Женевы она очень близко. Если идти прямо перевалом через Салев, то расстояние, я думаю, не более верст трех; если же кто предпочитает дорогу обходом кругом Малого Салева, во избежание очень крутого перевала, то, может быть, наберется верст пять.