Анатолий Маляр - Записки одессита. Часть вторая. Послеоккупационный период

Что-то случилось с советской властью.

Вскоре правление взял в свои руки «верный ленинец» — Никита Сергеевич Хрущев, простивший всех «врагов народа», а заодно и нас, «побывавших на территории, временно занятой врагом…» С этого момента для нас окончился послеоккупационный период, и стали мы обычными гражданами СССР, с общими для всех проблемами. Статья в анкете, однако, осталась.

Перед выпускными экзаменами директорам всех школ доставлялись пакеты с темами сочинений по русскому и украинскому языкам. Такие же конверты поступали и накануне экзаменов по математике. Они были очень секретными. Распечатывать их следовало непосредственно утром, в классе пред нарядными школьниками.

Все тайны еще вечером, вероятно, даже ранее чиновников из гороно, узнавал Дюк. Каким образом это удавалось памятнику, никто не знает до сих пор, но факт остается фактом. Придя вечером к Дюку, можно было узнать содержание всех билетов и темы сочинений. Ришелье охотно делился информацией с выпускниками школ, а те в благодарность залазили ему на плечи.

Наша компания накануне экзамена по математике тоже пришла к Дюку. Был вечер, тот час, когда школьники уже пребывали в экстазе, залезая на монумент и что-то крича сверху.

Сзади к памятнику подошел старшина милиции. Он пьян не был, но, выражаясь словами поэта, «водкою парил». В те давние времена многое было возможно и не порицалось. Молодой милиционер приблизился не затем, чтобы кого-то наказать или задержать — он хотел приобщиться к веселью. Его вроде бы даже приняли за своего. Компания стала «качать» представителя власти, подбрасывая на руках все выше.

Когда ноги старшины достигли уровня бронзовой головы Дюка, школьники чего-то испугались и разбежались в разные стороны. Милиционер, весело крича, летел спиной вниз, энергично размахивая руками и ногами, но по причине воздействия гравитации длилось это недолго. Вероятно, он получил травму при исполнении служебных обязанностей. Кто-то из школяров сочувственно произнес: «Не падай духом — падай носом!»

В это время подошли наши знакомые ребята и передали нам варианты выпускных экзаменов. Интерес к «милицейским будням» сразу иссяк. Мы добросовестно обошли всех друзей, делясь ценной информацией. Не получили пятерок только те, кто совсем не пытался хоть что-то запомнить.

Для меня выпускные экзамены не значили ничего. В аттестате, как у круглого отличника, не было ни одной четверки. Одни тройки.

Я впервые увидел работу милиции с близкого расстояния, когда мне исполнилось шестнадцать лет. Пришел в РОВД Сталинского [10] Потом — Жовтневого. района. Справа от входа, возле окна, стояла молодая женщина в форме лейтенанта и разговаривала со старшиной.

— Скажите, к кому можно обратиться для получения паспорта? — спросил я, и обернулся на какой-то шорох.

Слева возле стенки вытянулся худощавый парень моих лет, видимо задержанный. Рядом с ним стоял коренастый пожилой мужчина в форме полковника. Внезапно он нанес резкий удар в подбородок задержанному, у которого от этого голова откинулась назад, зрачки закатились куда-то под лоб, а в глазницах оказались белки. Такие глаза бывают только у мраморных скульптур.

Женщина-офицер и старшина смотрели при этом на меня так, как будто ничего не происходило. Впрочем, некоторый интерес к происходящему лейтенант проявляла, видимо, перенимала опыт старшего товарища. «Вряд ли она сможет когда-нибудь так ударить», — подумал я и дал задний ход. Уже никто никуда не идет, и ничего не хочет знать…

О том, что в милиции бьют, я слышал, но почему бьет полковник, когда под рукой есть «унтер Пришибеев»? Возможно, это был какой-то садист-любитель, и ему была нужна такая работа, независимо от числа звезд на погонах?

Вскоре после смерти Сталина отменили раздельное обучение мальчиков и девочек. Большую часть нашего класса перевели в школу № 72 на Жуковского 39. В новообразованном классе оказалось не более десятка детей одесской бедноты, остальные были выходцами из семей среднего достатка и даже элитарных сословий.

В материальном отношении разделение было внушительным. За одной партой могли сидеть дети полунищих мам и «жирных котов». Одних обслуживали домработницы, другие сами как могли помогали своим матерям. На отношения между школьниками это никак не влияло. Имели значение только личные качества. Перед богатыми никто не лебезил.

Я пребывал в гордом одиночестве на своей «Камчатке» возле окна. Возможно, родители некоторых одноклассников опасались моего влияния на их чада. Кто знает, чего можно ожидать от этого Маляра. Меня это мало волновало: «Что нам, малярам? Деньги покрасили, а крышу в карман…»

Как-то мы встретились с Толей Подлессным, увлекавшимся математикой, в районе Кировского сквера. Мы как раз проходили теорему Пифагора. Он предложил мне идти по катетам, а сам направился по более короткой гипотенузе, наискосок. Опыт удался: я встретил приятелей и явился в школу только черед два дня.

Преподаватели были для нас все новыми, кроме физика Арона Евсеевича и директора школы Ивана Филипповича. Учителя оказались людьми редкими — чтобы судить о том достаточно знать, что все выпускники наших двух классов свободно поступили в те институты, в которых хотели учиться и никакая «пятая графа» никому не помешала. Правда, многие на всякий случай «сделались» русскими и украинцами.

Учительница математики Татьяна Осиповна задавала нам решать конкурсные примеры для поступления в МГУ, химичка Белла Евсеевна тоже требовала разбираться в предмете на институтском уровне. Я не был очень уж прилежным учеником, но моих знаний хватило, чтобы легко поступить в техникум связи, а потом и в институт им. Попова.

Арон Евсеевич называл меня «лодар». Перед тем, как вызвать к доске, он делал мхатовскую паузу и говорил:

— А сейчас пойдет отвечать… Кто би ви думали? — лодар счас пойдет отвечать!

— Арон Евсеевич, а почему вы так однообразно шутите и меня называете лодырем? — я привычно поднимался и шел к доске.

— А почему ты учишь физику только на тройку? — вопросом на вопрос отвечал учитель.

— А потому, что если вы поставите мне больше, над вами будет смеяться весь педсовет! Вы полистайте журнал.

— А зачем мне листать? Я что, и так знаю?

Затем он задавал какой-то вопрос. Я на него кое-как отвечал и получал свои три балла.

Ежегодные снижения цен прекратились. О них долго вспоминали, хотя эти акции только увеличивали разницу покупательной способности между высшими слоями общества и неимущими. На свою зарплату профессоры, партийные чиновники и полковники могли купить еще больше, а работягам большой пользы эти удешевления не приносили.