Анатолий Маляр - Записки одессита. Часть вторая. Послеоккупационный период

За Куликовым полем вдоль улицы Свердлова стояли грузовики крупных предприятий, возле которых представители профкома отмечали тех, кто принес к автомобилям транспаранты, портреты и флаги. Эти трудящиеся расписывались в ведомостях на получение материальной помощи, обычно в размере 30 рублей. Бутылка «московской» стоила 28 рублей 70 копеек. Этой помощи с лихвой хватало еще на три мясокомбинатовских пирожка с требухой.

Вечером те, кто еще мог ходить, высыпали на бульвар Фельдмана. Люди шли толпами по Дерибасовской, Пушкинской, Ленина. Знакомых лиц видимо-невидимо, и все веселые. Потом был яркий салют, отражающийся в море со всех сторон. Залезшие на голову Дюка пацаны что-то громко кричали. Кричали и мы, уже не помню, что…

Вечером в разных местах города возникали пьяные драки. Почему не повеселить народ? Иногда хорошо обученные в боях ветераны войны поколачивали милиционеров. Я видел, как на Польском спуске два пьяных фронтовика стояли спиной к спине и отбивались от десятка милиционеров, приехавших на грузовой машине их успокаивать. Сражались долго, но все же их скрутили и связали. Внешне драка выглядела так, как будто муравьи одолевали двух полосатых тарантулов…

Наши мамы смирились с тем, что они являются людьми второго сорта. Причину такого отношения к себе они знали. В трудовых книжках значилось: в 1941 году в августе месяце уволена в связи с эвакуацией завода из города Одессы. Других записей не было. С такими трудовыми книжками можно было не показываться на предприятия, где они могли быть нужными в качестве специалистов.

В 1952 году такое отношение советской власти почувствовали и евреи. Правда, поначалу только те из них, кто высоко взобрался по служебной лестнице партийных учреждений и МГБ. Обычных мастеровых, завмагов, завскладами пока не трогали — их могли просто побить на улицах хулиганы. Это не считалось даже неприятностью — так, пустяк. Партийное руководство страны почему-то не давало отмашку к применению радикальных мер. Коммунисты, видимо, не желали, чтобы их сравнивали с фашистами.

Для евреев, не побывавших «на территории, временно оккупированной врагом», «еврейское счастье» затянулось неожиданно долго — до начала пятидесятых. Большинству одесситов время от конца сороковых до начала пятидесятых казалось продолжением войны.

В кинотеатрах, перед демонстрацией фильмов «Александр Матросов», «Зоя Космодемьянская», «Подвиг разведчика» или «Падение Берлина» показывали киножурналы, в которых крупным планом были сняты наши полководцы, увешанные от пупа до горла высшими наградами Родины. Все, что выше пояса, грудью называется — так говорили военные люди. Это благодаря им у нас есть столько героев, о которых можно выпускать множество новых фильмов… Нам, голодным оборванцам, было радостно видеть на экранах тех, кто «таки да» обеспечил «наше счастливое детство». Иногда показывали фашистские концлагеря, в которых дети выглядели значительно изможденнее нас.

В городе поговаривали о том, что через наш порт поступает американская помощь голодающим детям и населению. Наши мамы это обсуждали шепотом: возможно, слухи были происками империалистов. Даже после голодомора, продолжавшегося до 1947 года, они ходили в рванье и питались очень умеренно.

В школах учителя рассказывали о бедственном положении трудящихся Америки, Англии, Западной Германии. Империалистам хотелось, чтобы и в нашей, свободной от эксплуататоров стране, людям жилось так же плохо. Нам рассказывали о засылаемых шпионах, способствовавших разведению в стране врагов народа быстрее, чем плодились вши на резинках наших трусов.

И все было привычно, но неожиданно в газетах «Правда» и «Известия» на первых страницах стали печатать материалы о «деле врачей». Кремлевские доктора, евреи, неправильно лечили самого Сталина, и центральная пресса не могла им такого простить. Стали снимать начальников со всех руководящих должностей по национальному признаку. Как-то само собой подразумевалось, что все евреи были с этими врачами-убийцами заодно.

Партбилеты перестали выполнять роль дипломов об образовании, прекратил на время действие принцип «блат выше Совнаркома». Статьи в центральных газетах клеймили позором евреев и поощряли антисемитские настроения «в народе». На улицах города пьяный «трудовой люд» цеплялся к еврейским старикам и детям, шумно выражая свою любовь к «вождю всех народов»:

— За что же вы хотели отравить товарища Сталина?

И пожилые евреи оправдывались:

— Мы ничего об этом даже и не знали…

В первую очередь ощутили на себе подогреваемый прессой «гнев народа» ремесленники, продавцы газводы… Пионер Леня Лехцер непонимающими глазами смотрел, как его дедушка закрывал свою сапожную будку на большой замок. На своем рабочем месте старенький сапожник не появлялся много месяцев. «Тетя Двойра» запретила Лёне выходить со двора, чтобы не побили на улице. [9] Тетя Двойра — синоним слова страх. На домах и заборах появились надписи «Бей жидов — спасай Россию!» Дедушка Лёни продолжал ходить в синагогу возле Пересыпьского моста, и это был тогда подвиг. У входа в храм, возле бильярдной, собирались ханури, подогретые спиртным, купленным в гастрономе «Московский». Они громко декламировали:

Ходить в школу приходилось осторожно, чтоб не заметили защитники великого Сталина.

Были евреи, которые громогласно поддерживали линию партии по защите вождя от кремлевских врачей, но это им мало помогало.

В кинотеатрах стали показывать довоенный фильм «Искатели счастья» о хорошей жизни евреев в Автономной Еврейской области. Веселила песня:

И непонятно было, почему пожилые еврейки плакали после просмотра кинокомедии. Они уже ожидали отъезда в Биробиджан, где их с нетерпением ожидали соскучившиеся по свежей крови крупные комары.

— А вы слыхали? Уже объединяют Мордовскую АССР с Автономной Еврейской областью. Только пока не знают, как назвать: Мордо-Жидовской, или Жидо-Мордовской…

Такие анекдоты придумывали одесские евреи, шедшие в ногу со временем. Таким запомнил то «веселое время» мой добрый приятель Леонид Ефимович Лехцер.

Возле газетных киосков собирались толпы одесситов, и еще не купив свежих газет, спорили:

— Что является правдой в «Правде»?

— Вы сомневаетесь в правдивости «Правды»? Сколько волка не корми… — сверкал очками на еврея антисемит.

— А у ишака все равно больше, — отмахивался от первого второй.

— Я с Вами говорю серьезно!

— И я не шучу, потому, что побывал в Средней Азии.