Гавриила Брилиот - Бытие. Творчество и жизнь архимандрита Софрония

Дерево можно увидеть и изобразить разными способами. Кончаловского привлекал чисто художественный подход — изобразить живописную ценность дерева, весомую и монументальную. Тем не менее один и тот же образ может содержать аллегорические, исторические и духовные аспекты [36] Толстой Л.Н. Война и мир. Т. 2, часть 3. .

Сергей в своих более поздних работах выражает туже мысль:

«Когда мы смотрим на вековое дерево, высоко к облакам возносящее свою крону, то мы знаем, что сила корней его, идущих в глубину, должна соответствовать массиву дерева. Если бы корни не проникали бы в темные недра земли, б.м., настолько же глубоко, насколько возвышена крона; если бы масса корней и крепость их не были соответственными объему и весу видимой части дерева, то не могли бы они ни кормить дерево, ни удержать его стоящим: и малый ветер повалил бы его» [37] Архимандрит Софроний (Сахаров). Аз Есмь. С. 115. .

В июне 1920 года во время летних каникул, вдохновленный примером своего учителя Кончаловского, Сергей с группой друзей по мастерской сбежал из суматошной Москвы в деревню Барвиха, примерно в 15 км к западу от Москвы [38] Москва как раз пережила одну из самых тяжелых зим: «Москва в начале 20-х годов была странным городом… На заснежных улицах валялись трупы лошадей, по вечерам раздавались выстрелы, не хватало продовольствия и горючего». Senelick L., Ostrovsky S. The Soviet Theater: A Documentary History, New Haven: Yale University Press, 2014. P. 104. . Барвиха по-прежнему была сельским раем — большие деревья, леса, луга и озера на южном берегу реки Москвы находились достаточно далеко от города, но добраться туда было не трудно [39] В 1920 г. до Барвихи еще не было железнодорожного сообщения, друзья выходили на станции Немчиновка и дальше шли пешком. . Здесь можно было любоваться спокойными и безмятежными пейзажами, идеальными для художников, находя для изображения такие объекты, которые после ужасов последних лет, проведенных в городе, помогали вновь обрести вдохновение и вернуть веру в жизнь.

Культурный центр «Барвиха»

Фото Сергея Клишина

Барвиха стала для них как бы русским Барбизоном [40] Подобно французскому Барбизону, через какое-то время Барвиха потеряла свои основные достоинства, на сей раз не из-за коммерциализации, а потому что власти начали активно эксплуатировать свежий воздух и оздоровительные свойства этой местности. Ленин счел, что здесь нужно построить санаторий, чтобы не тратить государственные деньги на лечение за границей. В 1935 г. открылся санаторий «Барвиха», куда приезжали поправлять здоровье все крупные политические деятели, многие писатели и художники. Это повлекло за собой дальнейшее строительство шикарных дач и т. д. Таким образом, нынешняя Барвиха не имеет ничего общего с прежней, где числилось всего 100 жителей и куда в 1920 г. ездили молодые художники, чтобы вернуться к природе и найти новые, свежие источники вдохновения. , аналогом французской деревни, которая в середине 19-го века вдохновила группу французских художников на поиск новых объектов для живописи во времена политических волнений и революции [41] Это была своего рода реакция барбизонцев на ужасы революции 1848 г., первые демократические восстания, предшествовавшие русским революциям. .

Тысячи таких тихих деревушек существуют по всей Галльской республике, но ни одна из них не обладает такой привлекательностью для живописца лесов, равнин, тихих полян и пастбищ, ибо здесь природа, похоже, сделала все возможное, чтобы снабжать материалом для художественного изображения [42] НоеЪег A. The Barbizon Painters being the story of the men of thirty, New York: Frederick A. Stokes Company, 1915. P. 3. .

А. Лебедев-Шуйский. Ива

https://artchive.ru

Андре Дерен так описал это место:

«Здесь не было ничего, хотя на самом деле было всё, как в поистине великой картине». Возможно, в этом и заключается истинный урок Барбизона [43] Bouret J. The Barbizon School and 19th Century French Landscape Painting, London: Thames and Hudson, 1973. P. 243. .

Семеро друзей — Елена Федоровна Анасова, Зоя Николаевна Богоявленская, Леонардо Бенатов, Анатолий Адрианович Лебедев-Шуйский, Сергей Семенович Сахаров, Григорий Александрович Сретенский и Александр Алексеевич Талдыкин отправились в Барвиху.

Лебедев-Шуйский и Сретенский позже стали в России известными художниками. Талдыкин обратился к театру и сценографии, а вот обе художницы, Анасова и Богоявленская, пропали из виду после 1920 года. Сахаров и Бенатов в 1922 году эмигрировали во Францию, где Бенатов сделал себе имя в парижских художественных кругах. Григорий Сретенский стал близким другом их обоих, в особенности Бенатова, с которым продолжал переписываться до самой смерти [44] Неопубликованные письма хранятся в архивах Третьяковской галереи, фонд 231. .

Поездка в Барвиху оказалась поворотным пунктом для всех членов группы и заметно повлияла на них. Молодые художники были очарованы пейзажем, который давал толчок их художественному воображению. Они «экстатически рисовали наброски с натуры, уделяя особое внимание внешнему виду и структуре деревьев: серебристо-белые ивы, тополя, величественные дубы и раскидистые ветвистые клены. Погружение в поэзию природы глубоко повлияло на способность молодых художников видеть, чувствовать и понимать ее красоту, развивая усиленное чувство цвета и поэтического восприятия» [45] Лобанов В.М. Лебедев-Шуйский. М.: Советский художник, 1960. С. 10. .

По словам Сергея: «Едва ли не весь мир, едва ли не каждое зрительное явление становилось тайной, красивой и глубокой. И свет иным: он ласкал предметы, окружал их ореолом как бы славы, сообщая им вибрации жизни, не поддающейся изображению средствами, которыми располагает художник» [46] Архимандрит Софроний. Таинство христианской жизни. С. 134. . В течение этого времени его поиски дальнейшей, глубочайшей правды определили его творчество: «В свое время, будучи живописцем, я не находил удовлетворения, потому что имевшиеся в моем распоряжении средства были бессильны выражать явленную в творении красоту» [47] Архимандрит Софроний. Видеть Бога как Он есть. С. 234. .

Теодор Руссо (1812–1867), один из барбизонцев, примерно шестьдесят лет назад испытал аналогичные чувства:

«Я также часто слышал голоса деревьев; их неожиданные, удивительные движения, разнообразие их форм и даже то, как казалось бы странно, их притягивал к себе свет, — все это внезапно раскрыл мне язык лесов. Весь растительный мир жил как племя немых, чьи знаки я разгадывал, чьи страсти обнаруживал. Я хотел поговорить с ними, рассказать себе с помощью этого другого языка, живописи, и поведать о том, что я узнал секрет их величия… Вы не копируете то, что видите с математической точностью, но воспринимаете и трактуете реальный мир во всех тех злосчастьях, в которых оказываетесь вовлеченными» [48] Sensier A. Souvenirs sur Theodore Rousseau, 1872. PR 52, 111. Цит. no: Kauffmann C.M. The Barbizon School. London: Victoria and Albert Museum, 1965. .