Элис Шрёдер - Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира

«Нам предстояло найти какого-нибудь судью в Манхэттене, который мог, к примеру, сидеть на стадионе, наблюдать за матчем в бейсбол и есть попкорн, а затем сказать ему — вот, мы вручаем вам ключи от фирмы. Теперь вы управляете ею. Кстати, знаете ли вы что-нибудь о японском законодательстве, так как мы должны японским компаниям от 10 до 12 миллиардов долларов? Мы должны 10-12 миллиардов и в Европе. В два часа утра открываются торги в Лондоне. А вся ответственность за управление компанией теперь лежит на вас».

Корриган был вне зоны досягаемости. Когда Баффет захотел связаться с министром финансов Ником Брэди, тот тоже оказался вне зоны доступа.

Брэди, бывший CEO брокерской компании Dillon, Read & Со., а также племянник Малкольма Чейса-младшего, принадлежал к семье, которая когда-то продала Berkshire Fine Spinning компании Hathaway Manufacturing. Он писал свою дипломную работу о деятельности Berkshire, которая настолько расстроила его, что он решил избавиться от принадлежавших ему акций компании. Баффет вместе с Малкольмом Чейсом как-то раз посещал Брэди в офисе Dillon, Read. Они не были близкими друзьями, однако, по словам Баффета, «испытывали друг к другу добрые чувства». Тем не менее не было никаких оснований считать, что Брэди со своей голубой кровью, воспитанный в старомодных традициях компании Dillon, Read, будет испытывать добрые чувства по отношению к выскочкам типа Джона Гутфрейнда или высокомерной компании типа Salomon.

Однако Брэди перезвонил Баффету. Он выразил ему свою симпатию, но заявил, что отменить решение будет невероятно сложно.

«Они чувствовали, что выглядят достаточно глупо. Так думал и я, но они бы выглядели еще более глупо через несколько дней, когда их действия привели бы к финансовому коллапсу» 77. Брэди сказал Баффету, что тот сгущает краски, однако согласился позвонить ему еще раз.

Ему было необходимо проконсультироваться с председателем SEC Бриденом, Корриганом и председателем ФРС Аланом Гринспеном.

Баффет сел и начал ждать звонка от Брэди. Сам он не мог связаться с ним. Он не знал, что в тот момент Брэди находится на ранчо Огдена Фиппса в Саратога-Спрингс и наблюдает за лошадиными скачками. Это была полностью прерогатива Брэди — перезвонить Баффету или нет.

По воскресеньям автоматический телефонный коммуникатор в Salomon не работал. Чтобы не пропустить важный звонок, человек долей был постоянно смотреть на телефонный аппарат в ожидании момента, когда загорится маленький зеленый огонек. Некоторое время Баффет сидел, уставившись на телефон, «в самой глубокой депрессии за всю свою жизнь». Наконец, ему удалось найти кого-то из секретарей и поручить смотреть за лампочкой.

А представители регулирующих органов тем временем вели активные переговоры. Корриган связался с Полом Волкером, бывшим председателем правления Федеральной резервной системы, возглавлявшим в то время знаменитый инвестиционный банк. Волкер, как и Бриден, был зол на Salomon. Никто из регуляторов не верил, что Баффет уйдет из компании просто так. Они знали, что на кон поставлены и его репутация, и огромная сумма денег. Они также знали, что принятое решение окажет на Salomon разрушительное влияние, и думали, что такое развитие событий вполне допустимо. Они не верили, что Salomon потерпит крах, даже если Министерство финансов лишит его права участвовать в торгах. Рынки настолько сильно верили Баффету, что регуляторам казалось: он сможет спасти Salomon, просто раскрыв над компанией зонтик своей репутации. Однако они не могли бы уверенными в этом на 100 процентов. Они принялись размышлять, смогут ли финансовые рынки пережить крушение одного из крупнейших участников. ФРС могла закачать в рынок значительные суммы денег, чтобы удержать на плаву другие банки после отказа Salomon рассчитаться с ними. Однако столь масштабные попытки спасения рынка еще никогда не производились. Они отлично представляли себе, каким образом может пойти цепная реакция. Имелись немалые шансы того, что глобальный финансовый рынок рухнет. Были ли они уверены в том, что ФРС сможет справиться со столь масштабной проблемой? «Я всегда был оптимистом, — говорит Корриган. — Я говорил себе: “Делай то, что должен делать”» 78.

Прошло несколько часов, а Баффет все так же напряженно ждал телефонного звонка. Ему позвонил Алан Гринспен и сказал, что независимо от того, как будут разворачиваться дела, он хочет, чтобы Баффет остался в компании. «Чем-то это напоминает бридж, когда ты должен оставаться в игре вне зависимости от того, что происходит на столе».

Понемногу трейдинговый зал начал наполняться сотрудниками, как будто привлеченными сигналом невидимого тамтама в джунглях. Они зажигали свои сигареты и сигары, рассаживались по всей Комнате и принимались ждать. Арбитражеры ютились в углу, оплакивая уход Мэриуэзера. Никто не знал, что происходит на верхних этажах. Стрелки часов приближались ко времени открытия торгов в Токио. Их тиканье звучало погребальным колоколом для компании.

Члены правления бесцельно слонялись по залу в ожидании решения регуляторов. Брэди время от времени звонил Баффету, но не мог сказать ничего определенного. Несколько раз Баффет повторял ему свои доводы скрипучим голосом, который всегда подводил его в стрессовых ситуациях. Он сообщил Брэди, что юристы Salomon работают над заявлением о банкротстве. Он подчеркнул важность Salomon для рынков. Он напомнил Брэди об эффекте домино, который мог бы вызвать крах фирмы.

«Я сказал Нику, что хотел бы поговорить с Джерри Корриганом. Фирма была готова взорваться. Рынки в Токио должны были вот-вот открыться, и мы не имели возможности расплатиться по своим обязательствам. Все было кончено. Час за часом, начиная с 10 часов утра, я рассказывал о возможных последствиях происходящего, однако он пропускал мои слова мимо ушей».

Брэди возвращался к своим коллегам-регуляторам и вновь принимался обсуждать с ними ситуацию. Большинство из них чувствовали, что столкнулись с необычной ситуацией. Баффет просил их хорошо обойтись с Salomon, хотя сама фирма этого не заслуживала 79.

Правление Salomon никак не могло взять в толк, почему доводы Баффета не доходят до регуляторов. Они управляли финансовыми рынками. Разве для них не было ясно, что Salomon тонет?

После обеда стало понятно, что в этом критически важном случае присущая Баффету логика не позволила завоевать ключевых союзников.

Ему остался единственный выход. Из всех открытых для него путей, из всех ресурсов, на которые он мог рассчитывать, этот был самым драгоценным, настоящим бассейном кристальной сущности, из которого он не хотел потерять ни капли. Баффет мог пойти почти на любой неприятный для себя шаг — вступить в напряженное и яростное противостояние; уволить человека; прекратить многолетние дружеские отношения; съесть японскую еду; раздать значительные суммы денег, короче, сделать почти все что угодно, — но не лишиться своей репутации. На протяжении многих десятилетий он взращивал это бесценное сокровище, ухаживал за ним. Еще никогда ему не доводилось рисковать репутацией так сильно (не считая случаев, когда шансы потерпеть поражение были минимальными, а возможные доходы — значительными).