Иосиф Давыдов - Триумф и трагедия советской космонавтики

Каждый час испытуемые выходят на связь

К утру стало чуть прохладней и, когда восходящее солнце погасило звезды, космонавты пошли отдыхать. Я же из наблюдателя превратился в главное действующее лицо. Договорился с врачом погранучилища понаблюдать за экспериментом, который я сам и придумал. Врач, прослуживший в Туркмении двадцать шесть лет, с сомнением пробурчал: «Сейчас в городе в тени +46 °C, на полигоне +52 °C в тени, а на солнце +75 °C, ну, а на песочке +90 °C будет. Вообще-то, вольному воля, если охота — поехали».

Газик выскочил из города на шоссе в сторону Ашхабада. Дышать раскаленным воздухом становилось все трудней.

— Тут нужно пару деньков адаптироваться, а потом уже двигаться в пески. Может вернемся? — предложил врач, видя, как я отворачиваюсь от тугого горячего потока, бьющего в лицо.

— В этом весь смысл. Ведь если произойдет вынужденная посадка, то о какой адаптации может идти речь.

— Ну, что же, вольному воля, — повторил врач. Приехали на полигон. С вышки спустился солдат-пограничник. Он с удивлением посмотрел на меня. Я был в легкой летней рубашке, брюках и штиблетах. В карманах брюк носовой платок, расческа и никому не нужный в этих песках кошелек.

Уже первый переход через барханы дал практический опыт. Я проваливался в песок. Идти было трудно. Да и, набившийся в штиблеты песок, жег ноги и мог очень быстро натереть волдыри. Вытряхнув песок, я по такырам (твердым площадкам между барханами) стал обходить барханы. Так, петляя между ними, я удалялся от вышки, на которой остались пограничники и врач.

Один из солдат покрутил у виска.

— Нет, он не чокнутый, — сказал врач. — Это испытатель от космонавтов. Хочет понять, как можно выжить в пустыне.

Я иду уже больше часа. Чтобы не хватил солнечный удар, из платка, завязав уголки, сделал что-то наподобие панамы. Это уберегало от прямых солнечных лучей. С каждым шагом идти становилось все трудней. Перед уходом от вышки я взвесился. Я чувствовал, как из организма уходит влага. Подмышками от выступившей соли появился зуд.

Приближался конец второго часа моего движения по пустыне. Вот уже и пули перестали попадаться. Врач перед моим уходом в пески сказал, что от крупнокалиберных пулеметов пули улетают до трех с половиной километров.

Я впервые обернулся назад. Такыр, на котором я стоял, был окружен барханами. Вышки не было видно. Проваливаясь в песок, я забрался на самый высокий бархан и увидел шесть вышек. Они сгруппировались в связки по три и расположились вдоль горизонта. Я растерялся. К какой идти? Вдруг над вышками взлетели ракеты. К какой же все-таки идти? Прицелился на вторую справа. Я понимал, что становлюсь жертвой миража и галлюцинаций от перегрева организма. Во рту горечь, язык пересох и утолщился. Казалось он заполняет весь рот и хочет задушить меня.

Вторая ракета, взлетевшая над вышками, показала, что я ошибся. Более яркий след шлейфа от ракеты оказался у первой вышки, во второй группе из трех. Кроме того, я заметил небольшой сдвиг солнца от вышки. Теперь быстрей туда, где есть вода. От жажды начало подташнивать и заболела голова. Глаза уже перестали слезиться от солнца, потому что влага ушла из организма. И теперь жгла веки выступившая соль.

Я начал понимать, какую глупость сделал, организовав этот эксперимент-самоистязание. Пришлось отказаться от прямого движения к вышке. Каждое карабканье на бархан приводило к потере сил и увеличению жажды. Я знал, что за мной следят в бинокли и придут на помощь. От сознания, что помощь близко, слабела воля. Неотвязная мысль: нужно упасть на песок, они решат, что мне плохо, и прибегут с водой, помогут выбраться из этой песчаной трясины… Но пойдет слух, что испытатель из Центра подготовки космонавтов смалодушничал и отказался от борьбы. Эта мысль подстегивала меня, и я шел уже пятый час в песках… Вот, наконец, и утрамбованная дорога. Надеюсь, последние триста метров пройти бодро. Но бодрости нет что-то. Я вижу, как солдат-пограничник бежит ко мне навстречу с протянутой в руке фляжкой. И вот мои потрескавшиеся, опаленные губы прикоснулись к воде. Большего, чем в это мгновение, блаженства я в своей жизни не испытывал.

Иосиф Давыдов с Вячеславом Перфилкиным опробывают теплозащитные костюмы.

Участники экспедиции на выживание в пустыне.

Испытатели в набедренных повязках за трое суток потеряли 9 и 14 кг соответственно

Пью глоток за глотком. Солдат смотрит на меня и растерянно улыбается. Фляжка почти мгновенно опустела. Подходит врач. Лицо его встревоженное:

— Такие шутки плохо кончаются!

Слегка поддерживая, он ведет меня к вышке, где на столе стоят два, извлеченных из колодца, прозрачных, трехлитровых бутылька воды.

Зов жажды, зов обезвоженного тела торопит сделать рывок, прыжок к этим бутылькам. Они подавляют чувство собственного достоинства, чувство гордости. Я с трудом преодолеваю этот инстинкт и подхожу к воде. Бутылек в руках. И тут прорвало! Я, захлебываясь, пью. Чувствую, как плещет мне на опаленные веки, в глаза прохладная влага. Она растворяет выступившую соль. И от этого появляется резь. Я пугаюсь и несколькими пригоршнями промываю глаза. И снова пью, пью… Я не замечаю встревоженных лиц врача и пограничников. Допив первый бутылек, я потянулся ко второму.

— Подожди, идем взвесимся, — зовет врач.

Не хочется ждать, хочу пить! Мои глаза боятся выпустить из поля зрения второй бутылек. Подхожу к весам, становлюсь. Врач взвешивает и качает головой.

— Посмотри на градусник, — приказывает он солдату. Тот подходит к навесу и оттуда кричит:

— Пятьдесят четыре!

Мне «повезло» — этот эксперимент я проводил в один из самых жарких дней в этом году в Марах. За пять часов перехода в пустыне я потерял почти десять килограмм.

Допиваю второй бутылек. Чувствую, что желудок уже заполнен водой. Но глаза видят воду и просят пить. И я пью. Боюсь выпустить бутылек из рук. Организм постепенно насыщается влагой.

Космонавты Михаил Бурдаев (стоит) и Владимир Коваленок определяют место по Солнцу

Потом, не однажды, вспоминая эту ситуацию, я анализировал свое психическое состояние. Несмотря на то видимое спокойствие, с которым я подходил к воде, думаю, что, если бы мне поставили в тот момент условие: становись на колени и на коленях ползи к воде — я, скорее всего, стал бы на колени и пополз. Ни самолюбия, ни гордости у меня не хватило бы, чтобы при наличии воды умереть от жажды. Это был психологический стресс, который зафиксировался в памяти. И до сих пор от таких воспоминаний у меня сначала сохнет во рту, а потом обильно выделяется слюна. Видимо, это — на всю оставшуюся жизнь.