С. Джоши - Жизнь Лавкрафта

Самое поразительное из предложений Лавкрафта - ограничение рабочего времени, чтобы все, кто способен к работе, смог работать. Эта идея краткое время пользовалась популярностью среди политических теоретиков и реформаторов, но из-за бешеного противодействия капиталистов она была наведомо обречена. В апреле 1933 г. сенатор от Алабамы Хьюго Блэк и Уильям Коннери, председатель "House Labor Committee", внесли законопроект о тридцатичасовой неделе, чтобы больше людей смогли получить работу. Рузвельт не поддержал его и ответил Законом о восстановлении национальной промышленности (NIRA), который породил NRA (Национальная администрация восстановления). Та установила минимальную заработную плату в 12$ в неделю за сорокачасовую неделю. Но, сперва провозглашенная важной вехой в сотрудничестве между правительством, трудом и капиталом, NRA быстро столкнулась с проблемами, поскольку ее директор, генерал Хью Сэмюэль Джонсон, полагал, что фирмы по доброй воле обратятся к честной конкуренции и честной практике трудовых отношений, - чего, естественно, не произошло. NRA стала объектом критики всех сторон, особенно со стороны профсоюзов и малого бизнеса. Менее чем через два года после того, как она вышла на сцену, 27 мая 1935 г., она была признана Верховным судом неконституционной и официально упразднена 1 января 1936 г. Но многие из ее положений по трудовым отношениям в конце концов повторно вошли в законодательство.

Хотя движение за сокращение рабочего времени продолжалось до конца Депрессии, оно никогда больше не было столь энергичным, как в начале 1930-х гг., до кооптирования в NRA. Сорокачасовая рабочая неделя отныне вошла в священные догматы бизнеса, и маловероятно, что сокращение рабочего времени, основной компонент планов Лавкрафта (и других) относительно полной занятости, когда-нибудь воплотится в жизнь.

Рузвельт, конечно, понимал, что безработица составляет основную, самую неотложную проблему (как минимум, 12 000 000 человек были безработными в 1932 г. - почти четверть работников), и одно из первых, что он сделал, приняв должность, - предпринял ряд чрезвычайных мер по ее обузданию. Среди них был CCC (Гражданский корпус охраны природных ресурсов), который нанимал молодых людей от семнадцати до двадцати четыре лет для работ по озеленению, борьбы с наводнениями и т.п. Невероятно, но друг Лавкрафта Бернард Остин Дуайер, хотя в то время ему было тридцать восемь, подошел ССС и в конце 1934 г. отправился в Лагерь 25 в Пикскилле, Нью-Йорк, где в итоге стал редактором лагерного информационного бюллетеня.

Некоторые задавались вопросом, почему же сам Лавкрафт так и не сделал попытки присоединиться к одной из программ. Но ведь он, строго говоря, никогда не был безработным: он занимался литобработками и время от времени продавал свои произведения и, возможно, опасался утратить даже эти скромные источники дохода, присоединись к спонсируемой правительством рабочей программе. Как насчет WPA (Управление общественных работ), учрежденного летом 1935 г.? Оно в основном создавало строительные рабочие места для "синих воротничков", что явно не подходило Лавкрафту, но важным подразделением WPA был Федеральный писательский проект, породивший немало значительных работ в сферах искусства и науки. Лавкрафт, наверное, мог бы поработать над путеводителем по Род-Айленду, изданным в 1937 г., но он никогда не делал шагов в том направлении.

Стоило Лавкрафту вскочить на триумфальную платформу Нового курса, как он принялся защищать его линию (по крайней мере, неофициально) от нападок с обеих сторон политического спектра. Атаки справа были, конечно, более крикливыми, и Лавкрафту довелось столкнуться с ними лицом к лицу в родном городе. Весной 1934 г. консервативный "Providence Journal" опубликовал серию передовиц, враждебных к новой администрации; Лавкрафт ответил длинным письмом к редактору, озаглавленным "The Journal и Новый Курс" (датируется 13 апреля 1934 г.) Как и в случае "Некоторых повторений пройденного", мне любопытно, что заставило Лавкрафта написать этот трактат - или, скорее, ждал ли он, что газета опубликует хотя бы отрывок из этого многословного занудства. В нем, однако, уже заметен тот жгучий сарказм, которым пропитана большая часть поздних политических выступлений (главным образом, писем) Лавкрафта, которого все сильнее выводила из себя медлительность реформ и свирепость "обстрела" с правой стороны:

Итак, даже будучи искренним почитателем новостных и литературных стандартов "Журнала" и "Бюллетеня", подписчиком в третьем поколении, не потребляющим какой-то иной ежедневной информационной провизии [pabulum], и плодом потомственного республиканского и консервативного окружения, автор вынужден выразить несогласие с пылкими излияниями редакционного гения, чья тревога о гражданских свободах столь трогательна. Невозможно не увидеть в этой тревоге слепого защитного жеста финансового капитала и выразителей его интересов, столь отличного от стратегического мышления, что признает исторические перемены, оценивает сущность, а не поверхностные формы человеческих качеств, и сверяет свои оценки со стандартами более глубокими, нежели стандарты простых условностей и современных обычаев.

Еще одним - возможно, неожиданным - результатом экономического кризиса стало то, что внимание Лавкрафт отвлеклось от прочих социальных проблем. 6 декабря 1933 г. была отменена 18-я Поправка. Полутора годами ранее Лавкрафт уже объявил, что его энтузиазм по поводу сухого закона иссяк, но, тем не менее, ясно дал понять, что это лишь потому, что он осознал принципиальную невозможность принудительного внедрения закона против спиртного. Лавкрафт не был, конечно, рад отмене, но упоминание алкоголизма, как "сравнительно некрупной крысы", определенно, контрастирует с его филиппиками против выпивки, полутора десятилетиями ранее.

В чем Лавкрафт наиболее радикально расходился как с администрации Рузвельта, так и с американским мейнстримом, - это в своем мнении по поводу политических реформ. В сущности, он рассматривал экономику и политику как отдельные явления, требующие отдельных решений. Поддерживая распределение экономического богатства среди многих, он одновременно выступал за ограничение политической власть немногими. Это не должно оказаться сюрпризом, учитывая давние симпатии Лавкрафта к английской аристократии и монархии, знакомство с книгами Ницше и его собственное интеллектуальное превосходство. И все же из-за того, что Лавкрафт излагал свои взгляды в несколько обманчивой - или, возможно, в намеренно провокационной - манере, он подвергся критике со стороны позднейших комментаторов.

Во-первых, "олигархия интеллекта и образования" Лавкрафта (как это названо в "Некоторых повторениях пройденного") в действительности не аристократия и даже не олигархия в строгом смысле этого слова. На самом деле, это демократия - но демократия, который признает пагубность всеобщего избирательного права, если электорат состоит (как фактически и обстоит дело) преимущественно из необразованных или политически неискушенных лиц. Довод Лавкрафта очень прост, и это снова следствие осознания им социально-экономических сложностей, порожденных веком машин: правительственные решения ныне слишком сложны, чтобы в них разобрался кто-то кроме искушенного специалиста. Он с едким цинизмом обсуждает этот вопрос в письме к Роберту Э. Говарду: