С. Джоши - Жизнь Лавкрафта

Демократия - в отличие от универсальной возможности и хорошего обращения - в наше время является заблуждением и недостижима настолько, что мысль о какой-то серьезной попытке ее насадить невозможно воспринимать иначе, чем как насмешку и издевательство...Правление "народным голосованием" означает попросту избрание сомнительно­ компетентных людей сомнительно правомочными и редко компетентными кликами профессиональных политиканов, представляющих скрытые интересы, - сопровождаемое сардоническим фарсом эмоционального убеждения, когда ораторы с самыми бойкими языками и ловкими словечками приманивают на свою сторону наибольшее число слепо впечатлительных болванов и простофиль, у которых по большей части нет ни малейшего представления о том, к чему весь этот цирк.

Как мало изменилось.

Первое, что, с точки зрения Лавкрафта, следовало сделать в этой ситуации - это ограничить голосование "теми, кто способен пройти безжалостную образовательную проверку (с упором на общественные и экономические дисциплину) и научную проверку умственных способностей" ("Некоторые повторения пройденного"). Не стоит полагать, что Лавкрафт автоматически включал себя в это число; в "Некоторых повторениях пройденного" он объявляет себя "рядовым дилетантом", добавляя: "Ни один неспециалист, будь то художник, философ или ученый, не может даже примерно судить о лабиринтах правительственных проблем, с которыми предстоит иметь дело этим администраторам". Лавкрафт, кажется, не совсем понимал сложностей с обеспечением того, чтобы эти тесты были справедливы для всех (хотя подозреваю, что он не отнесся бы с большим пониманием к нынешним жалобам на то, что многие тесты на интеллект слишком завязаны на культуру); но он утверждал, что подобное ограничение голосования будет совершенно справедливым, поскольку - как мы сейчас увидим - его политическая схема значительно расширит образовательные возможности.

Вся эта идея - что простой народ недостаточно интеллектуален, чтобы демократии работала - во времена Лавкрафта и близко была не столь радикальной, как нам кажется теперь. В начале 1920-х гг. госсекретарь Чарльз Эванс Хьюз уже предложил ввести меритократии - пусть даже глубоко коррумпированная и некомпетентная администрация Хардинга была столь же далека от претворения этой идеи в жизнь, как и любая другая. Уолтер Липпман в "Public Opinion" (1922) и его продолжении, "The Phantom Public" (1925), также близко подошел к этой идее. Крайне запутанные взгляды Липпмана трудно изложить вкратце, но по сути он полагал, что простой человек больше не способен принимать разумные решения по специфическим вопросам, связанным с государственной политикой, как это было возможно на более ранних этапах демократии в США, когда политические, социальные и экономические проблемы были менее сложными. Липпман не отвергал демократию - или даже власть большинства; скорее, он полагал, что у демократической элиты администраторов и специалистов должны быть развязаны руки при реальном принятии решений, а общественность должна действовать как своего рода третейский судья. Нет свидетельства того, что Лавкрафт читал Липпмана: я нашел лишь одно упоминание о нем в письмах, и это признание, что он незнаком с работами Липпмана. В любом случае, недоверие Лавкрафта к демократии давало о себе знать намного раньше - сначала, возможно, в результате чтений Ницше, затем - по итогам простого наблюдения.

Неудачно, что Лавкрафт иногда использовал термин "фашизм", чтобы обозначить эту концепцию; немногим помогает и то, что однажды он сказал: "Не судите тот вид фашизма, что я защищаю, по любой ныне существующей форме". Лавкрафт никогда реально не отвергал Муссолини, но в 1930-х гг., похоже, поддерживал его и близко не так горячо, как было тогда, когда Муссолини пришел к власти в 1922 г. Проблема, однако, в том, что в 1930-е гг. "фашизм" подразумевал не только Муссолини, но и различных английских и американских экстремистов, с которыми Лавкрафт не имел ни малейшего желания солидаризироваться. Правда, однажды он довольно обескураживающе заявил "я положил глаз на сэра Освальда Мозли [Moseley!] и его секцию британских фашистов"; Мосли - который в 1932 г. основал Британский союз фашистов­ - быстро показал себя антисемитом и сторонником Гитлера и провел большую часть Второй мировой войны в британской тюрьме за подрывную деятельность. Но американские фашисты конца тридцатых годов были совсем другим делом, и Лавкрафт в целом расценил их не как опасных радикалов, а как обычных шутов, не способных причинить серьезного вреда хитросплетениям политической жизни. Они ни в коем случае не были согласованной группой, но даже по одиночке представляли собой опасную силу, с которой приходилось считаться и администрации, и политическим мыслителям (даже кабинетным, вроде Лавкрафта).

Первым был грозный сенатор от Луизианы Хьюи П. Лонг. Избранный в 1928 г. губернатором, Лонг быстро приобрел популярность, призывая к радикальному перераспределению богатств. Затем, в 1934 г., уже сенатором он создал общество "Share Our Wealth" [Поделим наши богатства] в попытке провести свои теории в жизнь. Если кажется, что политическое видение Лонга было фактически подобно видению Лавкрафта в своем союзе экономического социализма и политического фашизма, следует категорически прояснить, что Лонг вовсе не был социалистом - он не верил в коллективизм, но вместо того ностальгически тосковал по провинциальной Америке, где у каждого будет собственный малый бизнес; а его фашизм был самого безжалостного свойства - он жестоко прохаживался по своим противникам, что в конце концов привело к покушению на него (8 сентября 1935 г.) и к смерти два дня спустя.

Затем был преподобный Чарльз Э. Кофлин, который в своей еженедельной радиопередаче ("Золотой час маленького цветка"; "The Golden Hour of the Little Flower"), начиная с 1930 г., бурно громил и коммунизм, и капитализм, особенно нападая на банкиров. В конце 1934 г. задумался о перераспределении богатств и создал Национальный союз за социальную справедливость.

Лавкрафт часто уделял свое внимание Лонгу и Кофлину и, в конце концов, махнул на них рукой - не из-за их экономической линии (с которой он, скорее, был согласен), а из-за их откровенно фашистской политическая тактика. Но он никогда не воспринимал их всерьез. В начале 1937 г. он беспечно пишет: "я неуверен, добьется ли крепнущее католическо-фашистское движение большого успеха в Америке" (явная отсылка к Кофлину); и позднее замечает по поводу всей группы пронацистских организаций Америки:

Учитывая слабую возможность Франко-подобного мятежа Гуверов, Меллонов и учтивых банкиров и признавая, что - невзирая на кофлинизм, Черный Легион, Серебряные Рубашки и К.К.К. - Америки едва ли очень плодородна почва для любого вида нацизма, кажется вероятным, что дни свободной и легкой плутократии в Соединенных Штатах миновали.