С. Джоши - Жизнь Лавкрафта

Это примечательно напоминает абзац из"Упражнений в пессимизме" Артура Шопенгауэра - фактически единственной книги Шопенгауэра, которую Лавкрафт, очевидно, прочел: "Самое действительное утешение в любом несчастии и во всяком страдании заключается в созерцании людей, которые ещё несчастнее, чем мы, - а это доступно всякому. Но какой в сущности в этом прок?"

Другой пассаж из того же письма Лавкрафта - одно из его самых горьких этических замечаний, и в нем он ясно связывает эпикурейство, шопенгауэризм и космицизм в четкое (хотя и не логически безупречное) целое:

В то время, когда я присоединился к Союзу, я был не слишком в восторге от бытия. Мне было 23 года, и я понимал, что мои недостатки не позволят мне добиться в этом мире какого-то успеха. Ощущая себя полным нулем, я чувствовал, что меня попросту можно вычеркнуть. Но позднее я осознал, что даже успех пуст. Как бы ни неудачен я был, я сравняюсь с величайшими - и ничтожнейшими - в сырой земле или погребальном костре. И я видел, что, пока суд да дело, тривиальность никоим образом не презирается. Успех - относительная вещь, в масштабе космической бесконечности победа мальчишки в шарики равна победе Октавия при Акции. Так что я заозирался в поисках других заурядных и неполноценных особей и нашел удовольствие в осчастливливании тех, кому могли помочь те ободряющие слова или услуги критика, которые я был способен предоставить. То, что я был способен ободрить то пожилого господина, то немощную старую леди, глуповатого юнца или человека, которого обстоятельства лишили образования, приносит мне ощущение бытия не совсем бесполезного, почти дающего заменитель реального успеха, который я никогда не познаю. Что за беда, если никто не услышит о моих трудах или если эти труды касаются только страждущих посредственностей? Несомненно хорошо, что неудачник обретет столько счастья, сколько сможет; и тот, кто добр, полезен и терпелив со своими товарищами по несчастью, также несомненно делает свой взнос в объединенный запас мирового спокойствия, как и тот, кто своими великими дарованиями способствует рождению империй или продвигает вперед знания цивилизации и человечества.

Как это ни трогательно, интересно, как это сочетается с заявлениями, сделанными в 1921 ("Я ничего не жду от человека и отрекаюсь от [своей] расы... Лучше смеяться над человеком извне вселенной, чем рыдать по нему внутри") или 1923 г. ("Честно говоря, моя ненависть к человеческому животному стремительно растет, чем больше я гляжу на этого проклятого паразита и чем больше гляжу на воплощенные труды их злобных, жалких и садистских психических процессов"). Но, возможно, реального противоречия нет: Лавкрафт, даже не будучи подлинным пессимистом или мизантропом, никогда не закрывал глаза на глупые и позорные выходки человечества. Но приведенная длинная цитата может помочь нам понять, почему изначально извлек из космицизма пессимизм. Несмотря на многочисленные заявления обратного, подозреваю, что он испытывал своего рода разочарование, когда обозревал бесчисленные миры бескрайнего космоса; первой реакцией вполне могло быть радостное возбуждение, но, вероятно, немного погодя к нему пришло ощущение полной тщетности всех людских усилий перед лицом безграничности космоса и незначительности в нем человечества. На следующей стадии Лавкрафт обратил пессимизм себе на пользу, и тот стал бастионом против маленьких трагедий его бытия - неспособности окончить школу и поступить в колледж; неспособности получить работу; недовольства своими творческими успехами - так как все эти вещи можно было расценить как космически несущественные, как бы сильно они не влияли на его жизненные обстоятельства. За следующее десятилетие Лавкрафт во многом отступился от пессимизма Шопенгауэра, взамен развив собственную идею "индифферентизма"; но об этом стоит поговорить позже.

Я уже неоднократно упоминал так называемое эссе "В защиту Дагона". Этот заголовок был придуман Р. Х. Барлоу для серии из трех эссе, "Защита возобновлена!" (январь 1921 г.), "Защита по-прежнему открыта!" (апрель 1921 г.) и "Заключительное слово" (сентябрь 1921 г.), которые Лавкрафт рассылал через "Транс-атлантического Сплетника"; возможно, тогда ему впервые пришлось защищать свою метафизическую, этическую и эстетическую философию. Эти эссе - в числе его наиболее блестящего и риторически эффектного философского творчества, далеко затмевая деревянный и педантичный "Идеализм и материализм". Участие Лавкрафта в этой группе сильно недопонимается, так что, возможно, уместно рассмотреть его подробнее.

Транс-атлантического Сплетника порой принимали за своего рода любительский журнал, хотя на деле это была свободная организация журналистов-любителей из Англии и Соединенных Штатах, которые обменивались рукописями рассказов и стихов и критиковали их. Как долго просуществовала организация до вступления в нее (в июле 1920 г.) Лавкрафта, неизвестно, но определенно неверно мнение, что Лавкрафт сам организовал эту группу. Действительно, ничто не указывает ни на это - ни на то, что организация распалась после выхода из нее Лавкрафта в сентябре 1921 г., поскольку как раз после его ухода в нее вступают новые члены.

Также сомнителен вопрос, что познакомил Лавкрафта со "Сплетником". Выбор, вероятно, стоило бы остановить на Джоне Равеноре Буллене, канадском самиздатовце и центральной фигуре в организации. Буллен - единственный из известных членов "Сплетника", знакомство с с которым Лавкрафт поддерживал и позднее; но знал ли он Буллена уже в 1920 году? Сомневаться в этом нет особых причин. Впервые он появляется в членском списке ОАЛП в июле 1920 г., и вполне возможно, что именно тогда или чуть позже он знакомится с Лавкрафтом - которого как раз избрали официальным редактором ОАЛП. Лавкрафт опубликовал стих о Буллене в июльском номере "Консерватора" 1923 г., но сам номер мог быть подготовлен к печати намного раньше.

Сохранившиеся письма с замечаниями от других членов "Транс-атлантического Сплетника" позволяют нам точно установить количество и датировки работ Лавкрафта, рассылавшихся через эту организацию. Дебютом Лавкрафта стал "Белый корабль", посланный в июле 1920 г.; за ним последовали две работы, "Дагон" и "Старое Рождество", посланные в ноябре 1920 г.; далее были "Дерево", "Немезида" и "Психопомпы" в январе 1921 г.; "Безымянный город", "Госпоже Софии Симпл, Королеве Экрана", "О религии" и "Парк Квинсникет" были представлены на суд публики в июне 1921 г.; а "Карающий рок над Сарнатом" в сентябре 1921 г. предварил уход Лавкрафта из группы. Однако должно было быть, как минимум, еще одно оригинальное эссе или или письмо, ныне, очевидно, утраченное, которое было разослано через "Сплетника", так как в эссе "Защита возобновлена!" Лавкрафт ссылается на "возражения Уикендена против моих философских воззрений"; предположительно, оно было разослано в ноябре 1920 г. В действительности, рукописи трех сохранившихся эссе могут быть черновиками, которые Лавкрафт перепечатал для распространения в группе. Писем или эссе самого Уикендена не сохранилось, так что мы ничего не знаем о его личности или местообитании; но письма ряда других членов группы - главным образом, комментирующие рассказы и стихи Лавкрафта, - дошли до наших дней, и некоторые из них весьма резки. На основании критических замечаний "Сплетника" Лавкрафт переписал финальное двустишие "Психопомпов" и стихотворение, включенное в "Полярную звезду".