С. Джоши - Жизнь Лавкрафта

Уикенден был главным философским оппонентом Лавкрафта; он не выглядит особенно хитроумным человеком, ибо предоставляет Лавкрафту массу возможностей опровергнуть свои явно ошибочные и плохо понимаемые теистические взгляды. Если Лавкрафт временами и довольно жесток с Уикенденом, он никогда не опускается до простых оскорблений и на самом деле в итоге относится к взглядам Уикендена более серьезно, чем они того заслуживают. К примеру, пытаясь освободить Уикендена от мифа о бессмертии, он делает одно из своих благороднейших заявлений:

Никакая перемена веры не может погасить волшебные краски весны или ослабить природное богатство отменного здоровья; а услады вкуса и интеллекта неисчислимы. Легко избавить разум от докуки утраченной иллюзии бессмертия. Дисциплинированный разум ничего не боится и не жаждет в конце дней получить леденец, но спокойно принимает жизнь и служит обществу, чем только может. Лично я нимало не забочусь о бессмертии. Нет ничего лучше, чем забвение, так как в забвении нет неосуществленных желаний. Мы пребывали в нем, пока не родились, однако не жалуемся. Должны ли мы тогда ныть, поскольку знаем, что туда вернемся? Во всяком случае мне достаточно этого Элизиума.

Есть все причины полагать, что приведенную заповедь Лавкрафт действительно исповедовал на протяжении всей своей последующей жизни.

Философия была лишь одной из многих забот Лавкрафта того периода. Возможно, более значимым для его будущей карьеры было то, что одновременно он стал - или попытался - отдаляться от самиздатовской деятельности и все решительнее обращаться к сочинительству. Мы, наконец, можем заняться влиянием на его творчество лорда Дансени - так же как и многих других сверхъестественных произведений, - что заложили основу для его позднейших, более значимых произведений.

Эдвард Джон Моретон Дракс Планкетт (1878-1957) стал восемнадцатым лордом Дансени в 1899 г., после смерти отца. Его родословная восходила к XXII веку, однако немногие представители этого англо-норманского рода выказывали какую-то склонность к литературе. Сам Дансени в раннем возрасте, когда поочередно жил то в Англии, то в замке Дансени в графстве Мит, не составлял исключения. Он учится в Итоне и Сандхерсте, участвует в Англо-бурской войне, и, кажется, что ему суждено занять среди англо-ирландской аристократии свое, ничем не примечательное место спортсмена, охотника и светского человека. В 1904 г. он женится на Беатрис Вилльерс, дочери графа Джерси.

В сентябре 1897 г. Дансени публикует в "Pall Mall Gazette" вполне заурядное стихотворение "Рифмы с Окраины", но в остальном не выказывает каких-то особых литературных амбиций. Но в 1904 г. он садится и пишет "Богов Пеганы". Не имея литературной репутации, он вынужден заплатить за их издание Элкину Мэттьюзу из Лондона. Однако никогда больше Дансени не придется издавать что-то за свой счет.

"Боги Пеганы" начинаются величественно:

Прежде, чем воцарились божества на Олимпе, и даже раньше, чем Аллах стал Аллахом, окончил свои труды и упокоился Мана-Йуд-Сушаи.

И были в Пегане - Мунг, Сиш и Киб, и творец всех малых богов, Мана-Йуд-Сушаи. Кроме них, мы веровали в Руна и Слида.

И старики говорили, что все в мире создано малыми богами, помимо самого Мана-Йуд-Сушаи, который сотворил богов и оттого предался отдыху.

И никто не смел молиться Мана-Йуд-Сушаи - только богам, которых он сотворил.

Эта ритмичная проза и грандиозная тематика - сознательно заимствованные из Библии короля Иакова и, как признается Дансени в своей прелестной автобиографии "Пятна солнечного света" (1938), из школьных воспоминаний о греческой мифологии - привнесли в литературу нечто новое. Последние десятилетия XIX века видели великолепные сказки Оскара Уайльда и эпические произведения Уильяма Морриса, но здесь было нечто иное. Законченная теогония, чьей основной мотивацией было не выражение религиозного пыла (Дансени по всей вероятности был атеистом), но конкретное воплощение бессмертного высказывания Оскара Уайльда: "Художник - творец прекрасного". Хотя "Боги Пеганы", как и все остальное творчество Дансени, не лишены любопытных философских идей, их главное назначение - воплощение красоты - красоты языка, красоты замысла, красоты образов. И читатели, и критики одинаково откликнулись на это изысканное творение, полное экзотического очарования, с его бесшабашной смесью простоты и утонченности, архаичности и сиюминутности, озорного юмора и неизбывного ужаса, ледяной отстраненности и негромкого пафоса. Пошли отзывы, в целом благожелательные (включая один от поэта Эдварда Томаса), и литературной карьере Дансени был дан старт.

К тому времени, когда его прочел Лавкрафт, Дансени успел опубликовать большую часть произведений, принесших ему славу, даже обожание, по обеим сторонам Атлантики: "Время и Боги" (1906), "Меч Уэллерана" (1908), "Истории Спящего" (1910), "Книга Чудес" (1912), "Пять пьес" (1914), "Пятьдесят одна история" (1915), "Последняя Книга Чудес" (1916), "Игры Богов и Людей" (1917). "Истории трех полушарий" выйдут в конце 1919 г., четко знаменуя конец этого периода его творчества. Однако к тому моменту Дансени стал настоящим кумиром Америки - отчасти благодаря изданиям своих работ, опубликованным Джоном У. Льюсом и Ко. из Бостона. В 1916 г. он становится единственным драматургом, у которого на Бродвее одновременно шли пять пьес, так как каждая из его "Пяти пьес" была поставлена в отдельном театре. Его работы выходят в самых элитарных и и снобистских журналах - "Vanity Fair", "The Smart Set", "Harper's" и (чуть позже) "Atlantic Monthly". К 1919 г. Дансени можно было рассматривать, как одного из десяти величайших англоязычных писателей современности. Посвященная ему статья Шоу Десмонда в ноябрьском "Bookman" 1923 г., "Дансени, Йитс и Шоу: Волшебная Троица", ставит его имя перед именами двух признанных классиков.

Довольно трудно вкратце изложить основные черты даже раннего творчества Дансени - не говоря уже о романах, рассказах и пьесах, написанных в следующие четыре десятилетия его жизни; однако Дансени сам дает некоторое представление о глубинной сущности всего своего творчества, когда в автобиографических "Пятнах солнечного света" повествует о том, как в раннем детстве увидел в саду зайца:

Если я писал о боге Пане, увиденном вечером - так словно я действительно видел его, - это главным образом воспоминание о том зайце. Считай я себя талантом, на которого вдохновение нисходит извне Земли, превосходя обыденность, я бы не написал эту книгу; но я верю, что высочайшие полеты любой фантазии имеют своим домом Мать-Землю...

Лавкрафт был бы захвачен врасплох подобным утверждением, поскольку именно мнимая нездешность мира Дансени - царства чистой фантазии, не связанного с обычным миром - мгновенно пленила его. Как ни странно, Лавкрафт со временем стал выражать недовольство "ослаблением" (по его мнению) этой надмирности в поздних работах Дансени - и в то же время его собственное творчество в 1920-х и 1930-х гг. следовало путем, аналогичным творческому пути Дансени, - в сторону большего топографического реализма и обращения к миру естественного.