Александр Бондаренко - Виктор Лягин. Подвиг разведчика

Можно понять, что какая-то, пусть и крайне обрывочная, но все же информация о руководителе николаевского подполья неизбежно накапливалась в сейфах работавших в городе подразделений германских спецслужб.

Свидетельствует Мария Семеновна Любченко (материалы из протокола того же допроса, что приводился нами ранее):

«На одной из явок с официальным сотрудником “СД” РЕЛИНГОМ мне было заявлено о том, что в гор. Николаеве проживает на нелегальном положении оставленный со специальным заданием для ведения подпольной работы против немцев некий майор ХЕНТ или КЕНТ. Тогда же было пояснено РЕЛИНГОМ, что этот майор ранее проживал в Ленинграде. Судя по названным внешним приметам этого майора, я сделала вывод, что с ним имеет сходство знакомый мне инженер КОРНЕВ, и с этого момента, т. е. примерно с ноября 1942 года приступила к активной разработке последнего.

На одной из последующих встреч с КОРНЕВЫМ я сообщила о том, что до войны являлась членом ВКП(б) и с целью расположения его к себе высказала ему, вернее создала видимость своей враждебности к немцам и “желание” выполнить свой долг в этом вопросе как советского гражданина и члена ВКП(б). Мои предположения в результате такого поведения оправдались, КОРНЕВ, ранее присматривавшийся и изучавший меня, в разговорах стал более свободен, чаще стал заходить ко мне на квартиру и в процессе встреч заводил разговоры на политические темы, информировал об обстановке на фронтах, в очень осторожной форме давал понять, что мне как члену ВКП(б) необходимо серьезно подумать о своих обязанностях и долге перед партией. Со всеми его доводами я соглашалась» {218} 218 Есипов А. В. Указ. соч. С. 105. .

Если всё действительно обстояло именно так, как рассказала Мария Семеновна, то реально взвыть от досады хочется! Для чего нужно было резиденту фактически раскрывать себя и заниматься вербовкой? Мы уже говорили о том, что в разведке — как в общем-то и в любой другой сфере человеческой деятельности — каждый сотрудник работает по своей непосредственной специальности. Один выступает в роли «вербовщика», другой является «агентуристом», третий — «групповод», ну и так далее… Над ними — резидент, который всех знает и которого людям посторонним (тем же агентам) лучше не знать. Хотя и у резидента на связи могут быть особенно ценные агенты, никому более не известные, но у него в этих людях должна быть стопроцентная уверенность. Ну, это так, немножко «азбуки»… Так что если «объект», то есть какая-то личность, вызывает интерес резидента, то лучше всего подвести к нему кого-нибудь из сотрудников, и чтобы встреча эта получилась совершенно случайной, и ничьи, извините, уши нигде не торчали, ну и потом уже решать, следует ли организовывать вербовку! Так нет же…

Но, может, Виктор уже так истосковался по нормальным советским людям, что при ощущении такой встречи потерял необходимую для разведчика бдительность? Нет, вряд ли… Нам кажется, выдержка у Лягина была железная.

А впрочем, быть может, все происходило и не совсем так, как говорила Любченко? Она ведь понимала, что терять ей все равно уже нечего — ну и, вполне возможно, несколько приукрасила ситуацию, пытаясь показать себя гораздо более «крутой», нежели была на самом деле. Различные документы, которые у нас есть, представляют несколько иные варианты развития событий…

Кстати, названный Марией Семеновной «Релинг» — это сотрудник СД Роллинг, по всей видимости — куратор Любченко.

Вскоре резидентура «Маршрутники» понесла очень тяжелую потерю: при выполнении боевого задания погиб Александр Сидорчук. Произошло это не из-за предательства или каких-то козней противника — скорее всего, по нелепой случайности, трагическому стечению обстоятельств. Есть разные версии произошедшего (в том числе и зафиксированные в официальных документах), потому как рассказать о том, что произошло на самом деле, было уже некому.

Как известно, праздники и юбилеи у нас очень любят, а в советское время была еще и, что называется, добрая традиция «ознаменовывать юбилей новыми трудовыми успехами». Трудящиеся — а скорее, руководители — очень старались подогнать к празднику выполнение плана, пуск нового объекта и т. д. К сожалению, эта «подгонка» порой приводила к обратным, весьма негативным результатам… Но вот то, что николаевские подпольщики намеревались сделать «подарок» германским оккупантам к 25-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, к 7 ноября 1942 года, это было очень достойно! Кто бы и что бы сегодня ни говорил, но Великая Отечественная война носила ярко выраженный политический, идеологический характер, а потому задуманный чекистами в самый канун «пролетарского праздника» взрыв нефтебазы, расположенной в Николаевском порту и снабжавшей топливом почти весь оккупированный город, имел бы в полном смысле слова политическое значение — при его несомненном экономическом эффекте.

Исполнителем диверсии являлся «Моряк», Александр Сидорчук, который после увольнения с руин Ингульского аэродрома трудился на этой нефтебазе кочегаром.

Скажем честно, в книге Людмилы Ташлай «Виктор Лягин» эта ситуация описана довольно-таки невнятно (впрочем, точно так же и почти теми же словами эта ситуация была описана и в книге Геннадия Лисова «Право на бессмертие», но в данном случае мы цитируем более свежее издание):

«В ночь на 5 ноября с наступлением темноты он добрался до бензохранилища (в различных источниках этот объект именуется по-разному: «нефтебаза», «бензохранилище», «склад горючего» и т. д.; в общем, можно понять, что там находилось большое количество ГСМ. — А. Б.) и, забросав его бутылками с зажигательной смесью, побежал к складским помещениям. До цели оставалось всего несколько метров, когда А. П. Сидорчук неожиданно споткнулся. От толчка у него в руках взорвалась самодельная мина. Фашисты нашли А. П. Сидорчука изувеченным, но еще живым и немедленно отправили его в свой госпиталь. Через двое суток подрывник скончался, причем немцы так и не раскрыли тайны его гибели…» {219} 219 Ташлай Л. Б. Указ. соч. С. 36.

К тайне гибели Александра Сидорчука мы еще вернемся, а пока уточним, чтб нас в данном варианте смущает. Как подсказывает опыт, вряд ли бы кто сначала забрасывал склад бутылками с зажигательной смесью, а после этого, при неверном, мятущемся свете разгорающегося пожара, хладнокровно устанавливал мину. И вообще, поверьте, кидать бутылки или гранаты, держа еще что-то в руках, не очень-то и удобно…

Есть также варианты, что взрыватель у самодельной мины сработал слишком рано или что немцы-часовые послали Сидорчука к резервуарам за сырой нефтью (как говорится, «что охраняем — то и воруем»), чтобы быстро растопить печь, а мина была в двойном дне ведра, обмотанного бикфордовым шнуром — для прочности немцы обматывали ведра проволокой. Случайно ли произошел взрыв или Сидорчук сознательно пожертвовал собой, понимая, что иного пути выполнения задания у него нет, — неизвестно.