Александр Бондаренко - Виктор Лягин. Подвиг разведчика

Показания Марии Семеновны — хотя это и совершенно официальный документ — вызывают немалое сомнение и, повторим, похожи на намеренный самооговор. Нет, не сделанный под нажимом «безжалостных следователей НКВД», какими показывают их в наших телесериалах, но скорее представляющий собой акт отчаяния — примерно так же старается ужалить хоть кого-то издыхающий скорпион. Своими «признаниями» Любченко дает понять, что она была всех умнее, а потому и сумела «переиграть» и Лягина, и Роллинга, который, по ее мнению, определенно ее недооценивал.

…И вот здесь мы буквально утыкаемся в личность Марии Любченко, потому как для нас она представляется некоей загадкой.

Как она выглядела внешне, мы не представляем. Женщина за пятьдесят — это, конечно, женщина, что называется, в возрасте. Но ведь Мария Семеновна давно уже жила одна — вдова без детей, ни о ком кроме себя заботиться не надо, по своей работе она постоянно, что называется, «на публике», то есть должна была следить за собой. Наверное, следила тщательно, а потому и могла выглядеть лет эдак на десять моложе, чем была на самом деле… В гестапо ведь, в конце концов, не дураки работали! Понимали, что агентесса должна притягивать к себе людей, вызывать их интерес, желание распушить перед ней хвост — и вообще желание… Будь это какая-то «кошелка», давно уже позабывшая про косметику и свою женскую природу, вряд ли бы она смогла сдать гестапо нескольких разоблаченных ею подпольщиков — а таковых в общем-то оказалось немало…

Кстати, что интересно, в одних источниках Любченко проходит как подруга Эмилии Иосифовны Дукарт, тогда как в других значится как знакомая или подруга самой Магдалины. Явно ведь усердно молодилась! Вот и «инженер Корнев» с ней весьма охотно контактировал, вроде бы не раз встречался, даже у нее дома, кажется, бывал…

И вот тут уже мнимая откровенность Виктора Лягина, о которой так подробно рассказывала на допросе Любченко, приобретает совершенно иной «окрас» — мол, даже сам руководитель подполья не устоял перед ее чарами…

Однако хотя Мария Семеновна и предлагала такой вариант следователям НКВД, мы в это категорически не верим! Если Любченко действительно добросовестно и оперативно передавала получаемую информацию сотрудникам СД — то они, как мы уже говорили, схватили бы «Кента» при первом же на него указании. Не та, повторим, была ситуация в городе, чтобы играть в оперативные игры с уже разоблаченным резидентом, а «допрос с пристрастием» гестаповцы считали наиболее эффективным методом дознания… К тому же, насколько мы понимаем, Виктор Александрович был человеком разумным, и, вдобавок, думается, что печального «американского опыта» ему с лихвой хватило на всю оставшуюся жизнь, чтобы не заводить без санкции руководства новых «служебных романов».

…Но все-таки Любченко крутилась вокруг Лягина — понять бы: для чего? Ведь, как мы полагаем, ничего предосудительного — с точки зрения своих «хозяев» — она про «инженера Корнева» тогда не знала.

Ну, вот и последняя глава… Заключительная глава нашей книги, последняя глава жизни Виктора Александровича Лягина — Героя Советского Союза, капитана госбезопасности. Впрочем, 9 февраля 1943 года, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР «О званиях начальствующего состава органов НКВД и милиции», он был переименован в подполковника государственной безопасности, что теперь соответствовало одноименному армейскому званию, но Лягин об этом уже не узнал…

К своему завершению поистине страшный для нашей страны 1942 год вновь коренным образом изменил положение дел на советско-германском фронте. Хотя год этот начинался под победную канонаду Московской битвы, рождавшую уверенность в скорой победе над ненавистным врагом, однако потом были катастрофы весны и лета, в результате которых немецкие войска оказались на Волге и на Кавказе. Но 19 ноября в районе Сталинграда на гитлеровцев, совершенно для них неожиданно, обрушился всесокрушающий артиллерийский удар небывалой силы. (Недаром же в этот день отмечают свой профессиональный праздник наши артиллеристы и ракетчики.) Вот как оно было:

«Еще до рассвета 19 ноября 1942 г. части и соединения Юго-Западного и Донского фронтов заняли исходное положение. На аэродромах готовые к вылету экипажи ожидали команды, чтобы обрушить на врага свой смертоносный груз. Однако природа внесла существенные коррективы в использование авиации и артиллерии. Густой туман и снегопад сплошной пеленой окутали весь район предстоявших боевых действий. Видимость не превышала 200 м. Из-за нелетной погоды авиация действовала лишь мелкими группами. Артиллерия могла вести только ненаблюдаемый огонь по целям…

Несмотря на исключительно неблагоприятные метеорологические условия, в 7 часов 30 минут, как и было предусмотрено, залпом реактивной артиллерии началась 80-минутная артиллерийская подготовка. Затем огонь был перенесен в глубину вражеской обороны. Следуя за разрывами своих снарядов и мин, к позициям противника устремились атакующие пехота и танки 5-й танковой, 21-й армий ЮгоЗападного и ударной группировки 65-й армии Донского фронтов. В первые два часа наступления советские войска на участках прорыва вклинились во вражескую оборону на 2–3 км. Попытки противника оказать сопротивление огнем и контратаками срывались массированными огневыми ударами советской артиллерии и искусными действиями наступающих стрелковых и танковых частей» {225} 225 История Второй мировой войны. 1939–1945. Т. 6. М., 1976. С. 53. .

Уже 23 ноября фашистская группировка в Сталинграде — точнее, в междуречье Волги и Дона — была взята в стальное кольцо советского окружения. До общегерманского трехдневного траура по войскам 6-й армии вермахта (кстати, в 1940 году именно она входила в Париж, а в 1941-м — в Киев) было, по масштабам войны, еще довольно далеко — но гитлеровцы на оккупированной территории уже просто озверели. Вот что сообщало Совинформбюро утром 2 декабря 1942 года:

«Получено сообщение о зверствах немецко-фашистских мерзавцев в гор. Николаеве, Украинской СССР. За время оккупации гитлеровские бандиты замучили и расстреляли тысячи мирных жителей. Более половины населения города немцы насильно отправили на каторгу в Германию. Оставшихся жителей гоняют на принудительные работы. Неявка на работу рассматривается как саботаж и влечет за собой суровое наказание вплоть до расстрела.

В конце октября фашистские палачи расстреляли в городе 167 больных и нетрудоспособных женщин только за то, что они не вышли на работу. Жизнь в Николаеве замерла. Все попытки оккупантов восстановить и пустить в ход предприятия наталкиваются на упорное сопротивление советских патриотов. В связи с этим немцы начали вывозить остатки оборудования в Германию» {226} 226 Николаевщина в годы Великой Отечественной войны. С. 90. .