Александр Бондаренко - Виктор Лягин. Подвиг разведчика

То же самое в общем-то можно понять и из «Постановления бюро Николаевского обкома» (но там почему-то сроком диверсии называется сентябрь): «В сентябре 1942 г. на территории торгового порта г. Николаева была подготовлена диверсия — взрыв склада горючего и снарядов. Диверсию должен был провести Сидорчук Александр, который во время проведения операции подорвался сам и погиб» {223} 223 Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 4: Секреты операции «Цитадель». Кн. 1. М., 2008. С. 396. .

Кажется, ясно: «была подготовлена», «должен был провести», но… Получается, что никакого двухсуточного пожара не было.

Что интересно, в книге Людмилы Ташлай (цитату из нее мы приводили выше) говорится о том, как Сидорчук «забросал бензохранилище бутылками с зажигательной смесью», как он «побежал к складским помещениям», как он взорвался сам, — а вот о том, что произошло после этого на нефтебазе, не сказано ни слова. Так что действительно можно понять, что все ограничилось единственной бочкой бензина. Роковое стечение обстоятельств…

И все равно подвиг остается подвигом — даже если герою по-человечески не повезло. Недаром же справка, подготовленная в Николаевском управлении КГБ, заканчивается словами:

«Совершая диверсионные акты против немецкой армии, СИДОРЧУК проявлял смелость, мужество и героизм».

А жизнь и боевая деятельность нелегальной резидентуры продолжались. Кажется, у «Маршрутников» опять возникли проблемы со связью, в результате чего Виктор пошел на откровенную уголовщину — самым примитивным образом утащил радиостанцию с румынского военно-морского катера, стоявшего в ремонте на его «родном» теперь уже заводе. С большой долей уверенности можем предположить (зная высокий уровень начитанности нашего героя и его любовь к отечественной литературе), что Лягин при этом вспомнил двустрочие из «Советской азбуки» поэта Владимира Владимировича Маяковского:

Ну вот, теперь он сам, получалось, уподобился румынам — можно над собой посмеяться… Хотя, будем говорить честно: работа разведчика и общепринятые нормы общечеловеческой морали — это, как у Пушкина, «две вещи несовместные». Если сотрудник разведки будет в полном объеме соблюдать библейские заповеди, то очень скоро его уволят за профессиональную непригодность и бездеятельность. Не знаем, удалось ли использовать румынский передатчик для работы резидентуры, но то, что рацией не смогли воспользоваться и сами румынские оккупанты, уже грело душу. «Практика малых дел», так сказать…

Но ведь и враг делал свои дела — причем небезуспешно. А потому мы снова обращаемся к протоколу допроса Марии Семеновны Любченко:

«Убедившись во мне как в “честном советском человеке” — КОРНЕВ в одну из встреч в ноябре месяце 1942 года у меня в квартире зачитал мне принесенный с собой доклад СТАЛИНА от 7 ноября 1942 года, посвященный годовщине Октябрьской социалистической революции. Внимательно прослушав зачитанный доклад, я создала видимость, что этот исторический документ расцениваю, как подобает подлинному патриоту Социалистической Родины, и принимаю его к непосредственному руководству и исполнению во всей своей деятельности. Такое мое поведение окончательно убедило КОРНЕВА в моей “благонадежности”, и он в этой же беседе сообщил, что оставлен партией в тылу у немцев для выполнения специальных заданий, что настоящая его фамилия не КОРНЕВ, а ХЕНТ или КЕНТ (точно не помню), что он имеет специальное звание советского офицера в ранге майора.

На поставленный мною вопрос, чем он занимается в своей практической подпольной деятельности и имеет ли конкретных лиц в качестве его помощников — КОРНЕВ ответил одним словом: “Да” и, заручившись от меня согласием помогать ему в подпольной деятельности, дал мне следующие задания:

1. Оказать материальную помощь и, в частности, продуктами питания какой-то работавшей под его руководством молодой девушке по имени АНЯ (фамилии и адреса не назвал).

2. Достать и передать ему достаточное количество соответствующих химических веществ, которыми бы можно было отравить зерно на элеваторе в гор. Николаеве, а также значительное количество скота, сконцентрированного немцами в одном из районов области.

3. Выдать справку о плохом состоянии здоровья одному молодому человеку, подчиненному ему по подпольной деятельности (фамилии не помню), который на основании этой справки имел бы возможность уволиться из учреждения, в котором он служил, и поехать в Днепропетровскую область с каким-то специальным заданием.

Внимательно выслушав КОРНЕВА, я заявила, что все эти задания принимаю с желанием и сделаю все необходимое для их выполнения.

В результате такого заявления с моей стороны КОРНЕВ остался очень доволен мной, вернее, выразил мне свое удовлетворение, и, попрощавшись, ушел от меня, обещав зайти через несколько дней.

В результате этой состоявшейся встречи и разговора с КОРНЕВЫМ для меня стало ясно, что он и является тем самым майором ХЕНТ или КЕНТ, на розыск которого я получила задание, о чем и представила подробную информацию РЕЛИНГУ во время состоявшейся с ним очередной встречи» {224} 224 Есипов А. В. Указ. соч. С. 110–111. .

А ведь врет, поганка! Уж слишком доверчивым и до нелепости откровенным предстает в ее рассказе Виктор Лягин — он якобы выболтал все, вплоть до своего оперативного псевдонима и специального звания. Хотя «майором Кентом» называли его гитлеровцы — по расшифрованной подписи в не поддающихся расшифровке радиограммах. На самом же деле, как мы помним, Виктор Александрович имел специальное звание капитана государственной безопасности, приравненное к армейскому подполковнику.

Не совсем также понятно, откуда врач-фтизиатр смогла бы достать такие воистину «лошадиные» дозы отравляющих веществ, чтобы отравить и зерно на элеваторе, и скот в скотоприемнике. Попросить одну-две ампулы с ядом Лягин, как представляется, мог — но тут-то были совершенно иные масштабы и он, без всяких сомнений, прекрасно понимал, что Любченко такая задача просто не по силам… Так что вряд ли он мог обращаться к Марии Семеновне с подобной нелепой просьбой. Ну и опять «азбука» — кто будет сообщать, для чего именно ему нужен яд? Даже если Лягин и был на все сто процентов уверен в патриотизме Любченко, то были ли у него гарантии, что она не попадет вместе с этим ядом в гестапо, а если, не дай бог, такое произойдет, то сумеет ли она вынести все пытки, не завалив готовящуюся операцию?

Это всё — во-первых. Во-вторых, если Любченко, как она показывала на допросе, еще в ноябре сообщила в гестапо, что «Корнев» — это совсем даже не Корнев, но тот самый неуловимый «Кент», то почему же тогда «Корнев»-Лягин-«Кент» еще так долго оставался на свободе? Подумать только: в городе чуть было не произошла диверсия на нефтехранилище, дважды горел крупнейший склад, были взорваны два аэродрома, уничтожены запасы зимнего обмундирования, портовый кран утонул — так неужели же николаевские гестаповцы не чувствовали, как качаются под их, извините, задницами стулья, не слышали, что по ночам в их окошки настойчиво стучит зловещий призрак Восточного фронта? Одно дело — постфактум вешать или расстреливать десятки безвинных заложников, тем самым еще более озлобляя местное население, а совсем другое — представить своему руководству самого главного здешнего партизана. Так неужели, если бы фрау Любченко в то самое время действительно «сдала» Лягина гестаповскому старшему следователю Роллингу, он бы не принял никаких радикальных мер? Не верим!