Виктор Конов - Епистинья Степанова

На одном из похожих хуторов и жила Пестя, опекая гагающие, крякающие и кудахтающие стада.

Пасти птицу летом еще сносно, но вот зимой… Хозяева взяли девочку на первых порах работать за харчи. Одежды теплой у нее не оказалось, и зимой, давая корм своим крикливым подопечным и приглядывая за тем, чтобы «чехонские» свиньи не сожрали корм «индейских» кур, гусей и уток, девочка мерзла.

Однажды Пестя попросила хозяйку:

— Тетя, дайте мне спидныцю, а то холодно.

— И в одной гарна! — ответила хозяйка. — Ты почаще наклоняйся, собирай гусиные перья, вот и согреешься.

Порядки на хуторах сложились грубые, бесцеремонные. Богатые хуторяне не обременяли себя культурой и образованием, офицеры и генералы совсем недавно «выбились в дворяне» из простых казаков; в качестве помощников, управляющих богатые казаки брали людей пожестче и погрубее, которые могли бы держать в руках ту своевольную силу, тот народ, что приходил наниматься в батраки или на сезон. Среди пришлых обнаруживались и беглые, и бродяги, и работяги, «имели прибежище сумнительные люди», как писалось в полицейских бумагах. На иных хуторах складывались вполне крепостнические порядки, обнаруживались местные салтычихи, хозяйки, избивавшие своих работников и работниц.

Маленькая девочка еще не понимала, что за жизнь шла вокруг, не знала характера казачек, выросших и воспитанных в особых условиях.

Царица Екатерина не случайно наказывала в жалованной грамоте черноморским казакам о «распространении семейственного жития», а Головатый в своем стихотворении нажимал — «треба женитися».

У запорожцев существовал закон о недопущении женщин на Сечь. В цитадели казачества, Запорожской Сечи, женщин не было, нога их туда не ступала. Жены, матери, дочери, которые были у казаков, жили в селениях, городах или в степи на хуторах, зимовниках. В понятие «воля» казак включал полную свободу от семьи. Жена, дети, домашние обязанности, как считал казак, опутывали его, связывали, а он в любую минуту хотел быть готовым, лишь только появлялось желание, вскочить на коня и двинуть на турок, татар, ляхов, москалей, а может, и в ближайший шинок. Вольный, не обремененный семьей казак был слишком легок на подъем и, как показали царям Иван Болотников, Степан Разин, Кондрат Булавин и совсем недавно Емельян Пугачев, казак легко шел жечь и бить помещиков, панов, притеснителей. Жены, дети, матери, как справедливо полагала Екатерина, вносили в казачью жизнь больше спокойствия, устойчивости, осторожности, и не надо то и дело пополнять казачье войско новыми и новыми переселенцами.

Издавна, с самого зарождения казачества, удалец, молодец-казак презрительно относился к женщине и не ставил ее ни в грош. Настоящие, прокопченные порохом, в боевых шрамах казаки, у которых бритые головы с оселедцем походили на пушечные ядра, не имели жен и терпеть не могли женщин, «баб». Донские казаки, с которыми запорожцы всегда были в большой дружбе, в первое время не пускали вообще женщин в свои пределы. Но в числе пленных, которых они захватывали в походах на татар, турок, черкесов, оказывались женщины, с которыми казаки сходились. Такими женами они дорожили мало, продавали их друг другу, меняли, отдавали даром, а за проступки или «продерзость» могли привязать камень на шею и бросить в тихий Дон, ни перед кем за это не отвечая. А все же — нельзя идти против природы. Женщин появлялось все больше, рождались дети, и не все казаки были в силах легко оторваться от женщины или бросить родное дитя. Вскоре донцы разрешили женщинам приходить на Дон и селиться тут, оценив преимущества «семейственного жития».

Однако традиция пренебрежения казаков к женщине сохранялась и у донцов, и у запорожцев долго, и было принято демонстративно, по крайней мере на людях, на улице, женщину ни во что не ставить. На самом же деле нередко бывало, что полновластной хозяйкой в доме оказывалась именно она. Казак подолгу пропадал то на службе, то на лагерных сборах, то в походах, и весь дом, все хозяйство вела жена. Она пахала и сеяла, ухаживала за садом и огородом, смотрела за скотиной, воспитывала детей, и бывало — при неожиданных нападениях черкесов, татар и других степных жителей — брала в руки винтовку. Развитая, сообразительная, чувствующая свою ответственность за дом и семью, крепкая физически, казачка не давала себя в обиду мужу и зачастую лишь делала вид, что она покорна ему, чтоб не ронять при обществе его мужское казацкое достоинство.

Маленькой приезжей девочке трудно было рассчитывать на душевное сочувствие хозяйки хутора. Матери, братьям и сестрам тоже было не до младшенькой Пести, которая считалась устроенной.

А на Пестю задышала жаром перекрученная, накаленная казачья жизнь.

Феодора и дети стали искать места на хуторах, но жизнь вскоре подсказала другой выход. Семья разделилась: Данила с младшими сестрами Одаркой и Пестей остались здесь, на хуторах, а Феодора с остальными детьми перебрались на побережье Азовского моря в станицу Бородинскую ПриморскоАхтарского юрта, это в ста километрах от Шкуропатского.

Около моря, около рыбы жить оказалось легче, чем в батраках по хуторам: море общее, его не надо ни пахать, ни засевать, рыбы водилось вдоволь, на рыбных промыслах постоянно требовались рабочие руки. Народ жил попроще, свойский.

Из станицы Тимашевской и с хутора Шкуропатского постоянно ездили в Приморско-Ахтарск, или попросту в «Ахтари», за рыбой, солью, сетями, туда возили на продажу хлеб.

Не сразу, не в один день и даже год перебралась Феодора с детьми в Ахтари к морю и рыбе. Обычно в жизни бывает так: устраивается один, а уж затем, разведав, потихоньку перетягивает к себе родственников и знакомых. Ведь семья уже обожглась на переезде без разведки, понадеявшись на везенье… Никто из рода Рыбалко не помнит сегодня еще одно переселение из Шкуропатского в Ахтари, оно произошло постепенно, тихо и незаметно.

Данила же с Пестей и Одаркой остался здесь, на хуторах. То ли он не любил моря, то ли генерал Шкуропатский дал ему в аренду землю, может, он уже присмотрел себе и невесту, привык к более или менее налаженной жизни и не решился отрываться… Данила остался. И обязался перед матерью опекать двух младших сестер, определить их в жизни.

Пестя хорошо знала давнюю крестьянскую традицию: после смерти отца главным в семье становился старший брат. Она покорно и послушно выполняла его советы и приказания. Уже став взрослой, в трудные минуты, думая и гадая, как выйти из нелегкого положения, всегда заканчивала обсуждение словами: «А там — як скаже Даныло». Последнее слово еще долго оставляла она за старшим братом, почитая его за отца, побаиваясь его.