Олег Богданов - Трамплин-полет

Ранним утром в первых числах декабря в редакции "За рулем" раздался характерный звонок междугородки.

- Але-але! Это двести семь, семь-девять, восемь-четыре? - выстрелило из телефонной трубки.

- Да.

- Соединяю. Тольятти... Говорите!

- День добрый. Богданова, пожалуйста, - прохрипел знакомый голос Владлена Васильевича. И я тут же подумал: "Какое же я дерьмо! Дотянул все-таки!"

- Привет, Владлен! Это я и есть.

- Богданов, ты, я чувствую, совсем захирел в своей редакции. Забыл, что ли, о нашем договоре? Декабрь ведь! До гонки две недели. Машина, между прочим, уже ждет тебя.

- Владлен, прости меня... - я на секунду замолчал, подначивая себя: давай решайся и так два месяца тянул.- Буду у тебя через пару дней. Встречай.

- Вот это другой разговор! А я уж было решил, что ты передумал. Давай-давай, пошевеливайся...

Уже полтора года я не садился за руль спортивной машины, сменив профессию автогонщика на профессию журналиста.

Из спорта уходил трудно. Причем уходил на подъеме и в самом начале золотой поры раллиста (мне было тридцать один). Конечно, можно сказать, что так оно и легче. Куда страшней, когда все позади, а впереди и быть ничего не может. Это верно, однако в моей ситуации срабатывал другой механизм: покинув спорт, человек не может освободиться от его будоражащего душу притяжения до тех пор, пока чувствует в себе способность сражаться и побеждать.

Спортсмен, оставив помост, ринг, дорожку... страдает, ко всему прочему, и чисто физически. Некуда ему приложить свои сверхлрыгучесть, сверхбыстроту, сверхвыносливость и все остальные "сверх". Это все равно что лишним органом обзавестись, а потом вдруг выяснить, что он вовсе тебе и не нужен! Но "орган"-довесок внимания требует, опять же место занимает. Хорошо, если применение ему подыщешь или он без тренировки сам атрофируется. А если он такой вымахал, что под него уже весь организм перестроился?

Ладно, с теми, которые бегают, прыгают, дерутся ну и тому подобное, все понятно. А у автогонщика где прячется его "сверх", которое ему жить не дает? Если конкретно, то что же у меня такое "выросло", что не давало покоя? Сказать честно - так вроде ничего. Танцевать, правда, хуже стал. Но не подумайте, будто это синдром "плохого танцора" (я, кстати, и раньше не очень-то). Просто позвоночник как палка стал, причем кривая. Шутки шутками, а вот если у вас есть знакомый гонщик-профессионал, которому за тридцать, попробуйте спровоцировать его на быстрый танец и тогда сами убедитесь в его "пластичности". Но вернемся к "органу", который мешал жить. Поскольку говорить я буду только о профессионалах, то вкратце обрисую, чем они отличаются, на мой взгляд, от любителей, которых ныне тьма.

Любитель в автоспорте жаждет приключений, сверхострых ощущений. Для него гонка - это прежде всего средство получения удовольствия. Для профессионала - это образ жизни, который либо приходит с большим опытом, либо, как говорится, дар, а скорее, крест божий.

Любитель садится в автомобиль, и тот становится для него своего рода аттракционом "Эх, прохвачу!" Профессионал садится в автомобиль, и он становится для него телом. Не спецодеждой и не костюмом индпошива, а телом, которому предстоит тяжелая работа.

Часто ли рискуют профи? Нет. Дело в том, что риск любителя - это игра с собственным страхом. Как в сказках: вначале напои-накорми, потом рассмеши, а уж потом, как апофеоз удовольствия, - напугай. Так вот, там, где рискует любитель, он делает это, как правило, по невежеству. У профессионала в аналогичной ситуации и мысли о риске не возникает. Причем не возникает вовсе не потому, что потолок его возможностей на порядок выше. Просто у него к езде в принципе другой подход - это работа. Он тонко чувствует предел своих возможностей. При необходимости может приблизиться к нему вплотную, как бы подпереть, но езда на пределе требует от гонщика колоссальной энергетики и довольно быстро изматывает. По мере истощения "потолок" начинает давить, опускаться все ниже и ниже. Можно, правда, поднажать, найти какой-нибудь запасец, стимульнув себя злостью, например, а можно и на риск пойти. Только этот риск - действительно риск! Уповать в нем можно лишь на везенье. А рассчитывать постоянно на везенье - это несерьезно.

Веду я столь долгий разговор о профессионализме, чтобы прояснить ситуацию, предшествующую телефонному звонку в то раннее утро, и развитие дальнейших событий.

Вот теперь можно вернуться к теме. Напомню, речь шла об "органе", мешающем спокойно жить гонщику-профессионалу в отставке (осточертело слово "профессионал", да и "гонщик" - не лучше). Я еще говорил, что для гонщика автомобиль - это его тело. Так оно и есть. Без обостренного "чувства автомобиля" на трассе делать нечего! Вот оно, это чувство, и "накачано", как бицепс у штангиста. И где же, поинтересуетесь вы, находится этот "бицепс"? А вы спросите у любого гонщика. И знаете, что он вам ответит? "Чем чувствую? -наверняка переспросит он, посмотрит на вас оценивающе, мол, можно ли такое сказать, и если решит, что можно, то услышите: - Да задницей я чувствую!" К этому я еще вернусь (имеется в виду "чувство автомобиля"), а что касается ответа, то он, в первом приближении, весьма точен.

И еще. При сверхнагрузках время как бы замирает, ход его становится тягучим, словно застывший мед. За какое-то мгновение успеваешь столько всего осмыслить, проанализировать, что при обычном течении времени и сотую долю из того не осилить. Это не просто замедление - это соприкосновение с иным миром, а порой и полное погружение в него. Самому мне сплошь и рядом приходилось сталкиваться с "замедлителем" -так я называю ситуацию, когда время притормаживает свой бег. Первый раз это случилось еще в детстве. Было и потом, до гонок, несколько раз. А в гонках - это действительно сплошь и рядом. Вот, пожалуй, самый яркий, я бы сказал академический, случай.

1976 год. Последнее воскресенье октября. Традиционное рижское авторалли "Рудене". Тогда в этих соревнованиях участвовали и грузовики. Мы с напарником едем на ЗИЛе - шесть тонн "живого" веса и сто двадцать километров в час.

Спортивный ЗИЛ в работе. Шесть тонн массы умноженные на 120 км/ч

Раннее утро. Подмораживает. Четырнадцатый час соревнований. Подъезжаем к очередному скоростному участку. Называется он то ли Ропажм, то ли Тинужи - точно не помню. Помню только, что это километров двадцать лесных дорог и все сплошь повороты да прыжки. Остановились. Судья на старте делает отметку в наших документах и показывает нам часы с секундомером. Затягиваемся потуже ремнями безопасности, поправляем шлемы. Включаю переговорное устройство. В наушниках раздается голос штурмана: