Олег Богданов - Трамплин-полет

- Мужики, - спросил я обалдело, - куда это вас занесло?

- Бильбао, - коротко бросил Виктор.

- Столица басков, - прокомментировал Володя.

Я сразу успокоился, потому что помнил, что Бильбао лежит почти на маршруте (километров пять правее).

- А чего ради вас в гости к баскам потянуло? Вовчик, опять ты проспал!

Володя стал обиженно оправдываться, что поворота, вообще не было, а они как шли по автостраде, так ходом и влетели в это каменное безобразие.

- Вот никак развернуться не можем, - сокрушался он, - крутимся, крутимся, а нас все к океану сносит.

- Куда надо попасть? - спросил я.

- Да вон на ту эстакаду, - показал Володя на параллельную нам дорогу, стоящую чуть поодаль как древний акведук, но не на каменных, а железобетонных ногах-опорах.

- И куда мы летим?

- Сейчас спустимся вниз, а там разберемся.

- Я чувствую, это уже не первый заход.

- И даже не третий, - напряженно подтвердил Виктор.

По мере спуска "воздушные" дороги сблизились, а потом и вовсе завязались в тугой узел, разобраться в котором с первого раза можно было только случайно или с сильного перепугу.

Мои ребята, неоднократно уже побывавшие здесь, ориентировались довольно хорошо. Они стали быстро показывать ответвления, куда ехать бесполезно, так как уже опробовано. Я же отслеживал взглядом ту дорогу, на которую мне показал Володя. И в конце концов увидел место, где она совпадает с нашей магистралью в одном уровне и даже касается.

- А там что? - показал я на это место.

- Уже были, - уныло ответил Виктор.

- Там они только касаются, а переезда нет.

- Давай подъедем, - предложил я.

- Были же уже!

- Давай, давай подъезжай!

В месте соприкосновения магистралей отбойника не оказалось - их разделял небольшой бордюрный камень, через который безболезненно можно было переехать.

- Притормози и аккуратненько перевались через бордюр, - сказал я Виктору.

В этот момент как раз машин не оказалось ни в попутном, ни во встречном направлениях.

- Давай, Витек! Давай, пока машин нет.

Виктор сомневался. Потом все-таки снял внутренний предохранитель, наступив на себя, поняв, что иначе мы долго будем здесь циклировать, и перевалил через камень.

Машина круто и ходко пошла вверх. Весь Бильбао уже горел разноцветными огнями. Наступала ночь. Та ночь, которой я боялся больше всего.

- Дай-ка, Андреич, соленых орешков погрызть, а то Вовка от нервности все слопал. Как хомяк! Мало того, что к баскам затащил, так еще все вкусности стрескал!

Через десять минут шли полным ходом на Бургос. Оказывается, я спал целый час.

- Вить, я посплю еще часок, а под Бургосом сменимся. Ты только Вовке больше ни орехов, ни Шоколада не давай - он от них ориентацию в пространстве теряет: вся кровь, видимо, в желудок уходит, и в голове через это сознательности никакой не остается!

- Ясно, командор. Вовчик, слышал, что шеф сказал? А ну, отдай сейчас же орехи. Андреич! Ты посмотри на него! Опять жует! По-моему, Вовку проще застрелить!

Хоть Виктор и поддерживал мой треп, но чувствовалось, что делал он это на фоне предельной усталости, вяло и автоматически. А Володя даже не реагировал на его пикировки.

"Это плохой признак", - подумал я, проваливаясь в сон.

Перед Бургосом меня разбудили:

- Андреич, Бургос справа! Платная магистраль кончается, готовь бабки.

Расплатившись, мы припарковали машину на площадке для отдыха. Шел проливной дождь, отчего ночная темень становилась еще гуще.

Менялись местами быстро и в полном молчании.

Я заметил, что Виктор зарос щетиной, а лицо приобрело серый оттенок. Он молча упал на сиденье и тут же выключился. Я пристегнул его потуже ремнями. Виктора уже не было.

- Трогай, - сказал я Володе.

Заряд бодрости, полученный под дождем во время пересадки, быстро проходил. Он исчезал, таял с каждым мгновением, и усталость, занимая свое законное место, обволакивала каждую клетку. Я посмотрел на Володю. Даже в темноте чувствовалось, что черты лица его заострились, а в глазах появился лихорадочный блеск. Володя уперся взглядом в самую дальнюю точку, выхватываемую из темноты прожекторами, и судорожной хваткой держал руль. Из-за косых струй дождя, ярко блестевших алмазными искорками в цветовом коридоре, определить скорость было трудно. Я бросил взгляд на прибор. Там красным светом горело "192". - Володя, сбрось немного скорость и не напрягайся так. Раскрепостись! И не забывай прожектора выключать при разъездах со встречными.

Володя молчал и скорость не сбрасывал.

- Вовка? Ты слышишь меня?

- Угу.

- Не угу, а сбрось скорость!

Цифры на приборе замелькали, показывая, что Володя среагировал. Когда засветилось "170", я сказал:

- Держи так!

Опять молчание. Но скорость стабилизировалась. Значит, слышит.

- Володя, я же сказал, не зажимайся! Так тебя и на час не хватит.

Реакции не последовало. Тогда я предложил:

- Достань правой рукой за головой левую лопатку. Володя как робот выполнил.

- Еще раз! Он повторил.

- Теперь левой рукой - правую лопатку. Володя сделал.

- Полегче?

- Да вроде полегче, - наконец-то услышал я. Мне было понятно, что этот гимнастический оживляж при почти обморочной усталости поможет от силы на одну-две минуты. Высаживать Володю, несмотря на его "остекление", я не хотел, потому как приберегал себе самый "веселый" участок в четыреста с гаком километров от Мадрида до португальской границы. На него приходился "час быка" - самое опасное ночное время, когда в одурманенное сном сознание вливается черная депрессия. Контролировать себя в такой ситуации без огромного опыта просто невозможно. Это жутко, когда ты едешь, видишь дорогу, вроде ничего не изменилось, а на самом деле ты уже спишь!

Поэтому я решил выжать Володю до последнего - пусть тянет двести километров до Мадрида.

- Вовка! Прожектора выключи! - гаркнул я, видя, что встречному тяжеловозу-дальнобойщику уже невмоготу, а Володю закоротило, - Ты соображаешь! - набросился я после разъезда со встречным - Он же слепой от нашего света! Он даже отдельных фар не видит, мы как огненный шар на него несемся! Еще раз не переключишься, выкину из-за руля к... матери!

Вроде встряска помогла. Взгляд стал осмысленным. Но я знал, что это ненадолго.

Так оно и произошло. Уже через пять минут рядом со мной опять сидел робот. Бог с ним, решил я и стал сам, когда нужно, переключать свет. Володя, по-моему, даже не заметил этого.

Через полтора часа начался подъем в горы Гуардаррама, скорость упала, встречных стало меньше. Неимоверное перенапряжение сказалось и на мне: временами я вдруг погружался в состояние отупения, сознание уходило куда-то в глубину и оттуда, издали, наблюдало за происходящем. Потом это стало наступать чаще и чаще, и наконец только острые моменты выводили меня из полувыключенности.