Галина Матвиевская - Владимир Иванович Даль 1801-1872

Экспедиция, по замыслу Перовского, должна была отправиться летом 1838 г. под прикрытием шести сотен казаков при 50 стрелках линейных батальонов и четырех трехфунтовых орудиях и проследовать по хорошо продуманному маршруту. “Выступив из Орской крепости, - писал он, - отряд следовал бы выгоднейшим для него путем по рекам Ори и Иргизу до урочища Ходжакуль; здесь, по изобилии воды и кормов, должно быть коренное становище отряда и сюда же доставлялось бы из Орской крепости потребное количество продовольствия. Оставив небольшую охранную команду, отряд продолжал бы путь к северо-восточной оконечности Арала, к заливу Сары- Чаганак, обозрел бы берега рек Сыра и Куван, поднявшись по ним верст на 200 до Орской караванной дороги. Между тем спущенные на воду в заливе Сары-Чаганак взятые на этот предмет две или три лодки осмотрели бы северо-восточные берега Арала, загадочный большой остров Барса-Кайтмас, где не бывала еще нога европейца, и малые острова, лежащие у восточных берегов, исследовали бы устье реки Сыр, столь важной в торговых отношениях, и, сделав всему этому опись, возвратились бы в одно время с отрядом к Сары-Чаганаку или Камышлы-Башу”[ 72Там же, л. 8.].

Относительно западной части Арала Перовский писал, что хотя исследовать ее было бы весьма желательно, но “отношения наши с хивинцами таковы, что лучше отложить это до другого, более удобного времени”. По его мнению, “невозможно будет разуверить хивинцев, что отряд наш шел не в Хиву и что не воротился, устрашившись угроз их и неприязненных действий”[ 73Там же, л. 8 об.].

Поскольку экспедиция требовала больших расходов, Перовский предполагал, что с министерством просвещения их разделят министерства финансов и военное, заинтересованные в результатах экспедиции: они помогут определить на р. Сыр-Дарье “точку для основания давно предполагаемого укрепления, имеющего способствовать связям и сношениям нашим с азиатскими областями и дать торговле нашей надежную опорную точку”[ 74Там же, л. 9.].

Обосновывая необходимость задуманного предприятия, Перовский заключает: “Не говоря о разысканиях, какие могут быть сделаны по части естественных наук в местах, доселе бывших недоступными ученому свету, экспедиция может также обогатить нас сведениями, нужными для правительства, и которые могут послужить в последующем руководством при всех будущих действиях, до тех мест касающихся”[ 75Там же.]. В соответствии с запиской Перовского, заслушанной и одобренной на заседании Азиатского комитета министерства иностранных дел 11 марта 1837 г., было принято решение “делать исподволь нужные приготовления так, чтобы все было готово к марту месяцу 1838 г.”[ 76Там же, л. 9 об.]. Министру просвещения С.С. Уварову, который одновременно был президентом Академии наук, поручалось “учинить заблаговременно выбор ученых, долженствующих поступить в состав экспедиции, и снабдить их конструкциями и нужными деньгами на проезд и содержание во время экспедиции”[ 77Там же.]. Поэтому 9 апреля Уваров направил в конференцию Академии наук отношение, в котором предлагалось “ныне же заняться рассмотрением проекта сей экспедиции в ученом отношении”[ 78Там же, л. 6.].

Академия наук отнеслась к проекту очень серьезно. Для его обсуждения была назначена весьма авторитетная комиссия в составе академиков востоковеда Френа, астронома Струве, зоолога Брандта, физиков Ленца и Бонгарда. Она заседала 7 июля и 15 сентября и, признав “пользу экспедиции в ученом отношении”, предложила обратить внимание на следующие моменты: “1) на географическое определение мест, особенно же описание берегов Аральского моря; 2) на физические наблюдения; 3) на исследование предметов из трех царств природы и 4) на разыскание древностей и собирание этнографических сведений о тех краях”[ 79Там же, л. 16 об.].

Предполагалось, что географические исследования будут производить специалисты-картографы, офицеры Генерального штаба, причем академик Струве вызвался снабдить их в свое время необходимыми инструкциями”[ 80Там же.]. Академик Ленц должен был разработать инструкции относительно физических наблюдений, которые, как сказано в заключении комиссии, “имеют относиться до явлений земного магнетизма, метеорологии и вообще таких, которые входят в состав физической географии или физики земного шара”[ 81Там же.]. Эту работу собирались поручить кому-нибудь “из числа молодых натуралистов или отличных студентов здешнего университета”[ 82Там же, л. 17 об.].

Любопытны соображения академической комиссии по поводу натуралистических исследований. “Естественные произведения, - говорится в ее заключении, - должны быть собираемы в сколь можно большем числе по всем трем царствам природы, всякого класса и семейства, с точным означением их месторождения и имени, под которым они известны в том крае, и тщательным указанием образа жизни животного и таких свойств, которые исчезают по смерти или от способа сбережения, каковы, например, цвета и т.п. Эта часть, как обширнейшая, должна быть вверена главному лицу экспедиции, которое будет избрано из числа членов самой Академии или профессоров университета”[ 83Там же, л. 17.].

Особое внимание было уделено собиранию зоологических коллекций. Предполагалось включить в состав экспедиции специалиста по изготовлению чучел - “одного из учеников Зоологической лаборатории, которому будет вменено в обязанность научить еще нескольких участников экспедиции, например, казаков, искусству препарации и брать их на помощь для изготовления в кратчайшее время наивозможно большего числа предметов”[ 84Там же, л. 17 об.].

Комиссия была уверена, что получит поддержку оренбургского военного губернатора, когда решила “просить его, чтобы он позволил присоединиться к экспедиции в качестве собирателей двум казачьим мальчикам, которые через несколько месяцев должны возвратиться из нашей Зоологической лаборатории в Оренбург 44[85Там же, л. 18. ]. В постановлении комиссии сказано: “Г. Военный губернатор, сколько можно судить по изустным его отзывам, охотно согласится на это во уважение пользы, которую экспедиция принесет чрез то Оренбургскому Музеуму”[ 86Там же.]. Большое значение академическая комиссия придавала также этнографическим наблюдениям и археологическим изысканиям, которые, как утверждалось в ее решении, “имеют производиться всеми членами экспедиции”[ 87Там же, л. 17.]. Подобную инструкцию для них составлял академик Френ.

В ноябре 1837 г. руководителем экспедиции был утвержден академик Бонгард, а в помощь ему назначены оканчивающие курс университета студенты К.Ф. Кесслер и Н.И. Железнов, а также препаратор Вознесенский[ 88Там же, лл. 22-23 об.]. Началась работа по снаряжению экспедиции, были заказаны экипажи, составлена смета[ 89Там же, л. 37-37 об.]. Приготовления предполагалось закончить к марту 1838 г. “принимая в уважение, что самое благоприятное для экспедиции в подобные места время есть весеннее, когда в степях можно найти достаточно и корму для скота и воды”[ 90Там же, л. 9 об.].