Галина Матвиевская - Владимир Иванович Даль 1801-1872

В Оренбурге тоже готовились к отправке экспедиции. Перовский, вернувшийся вместе с Далем из столицы в апреле 1837 г., несмотря на множество других забот, не упускал из вида всестороннее изучение Южного Урала и неизведанных зауральских степей. Именно в это время “для описания Оренбургского края и устройства Музеума” был приглашен молодой исследователь, только что вернувшийся из экспедиции на Новую Землю, кандидат Дерптского университета А.И. Леман. По приезде в Оренбург в 1838 г. он тесно сотрудничал с В.И. Далем. Несомненно предполагалось, что Леман примет участие и в работе Аральской экспедиции.

В ГАОО имеются документы, подтверждающие, что Перовский занимался оснащением предстоящей экспедиции. Так, уже в сентябре 1837 г. он выделил из средств канцелярии 2000 руб. “коллежскому советнику Далю на постройку лодок для экспедиции к Аральскому морю”[ 91ГАОО, ф. 6, оп. 10, № 4632, л. 92 об.]. Эта работа в начале 1838 г. была выполнена, и 23 марта в письме академику Ф.Ф. Брандту В.И. Даль сообщал: “Между прочим, я построил две большие лодки, которые следует одну за другой разобрать и транспортировать; они также должны быть взяты с собой. Каждая лодка имеет примерно 35 футов длины, 12 весел и парус”[ 92ПФА РАН, ф. 51, оп. 3, № 8, л. 79 об. - 80.].

Первоначально начало экспедиции планировалось на сентябрь 1838 г. В сентябре из министерства просвещения в Академию наук поступило сообщение: “Ныне оренбургский военный губернатор уведомляет, что... экспедиция, к которой в Оренбурге делаются уже все приуготовления, должна выступить с линии около половины марта будущего года, и как гг. ученые, вероятно, пожелают осмотреться там и приуготовиться к дальнейшему пути, то желательно бы было, чтоб они прибыли в Оренбург заблаговременно, зимним путем”[ 93ПФА РАН, ф. 2, 1-1837, № 2, л. 20-20 об.].

В.И. Даль в цитированном письме к академику Брандту писал о том, что у экспедиции есть шанс и что в Оренбурге все собрано в дорогу. Помешать, по его словам, могли только “штуки хивинцев”, но он тогда был уверен в том, что русские пленные вскоре будут возвращены и все осложнения закончатся летом 1838 г.

Однако этим планам не суждено было осуществиться. Напряжение в отношениях России с Хивой еще более усилилось, поэтому путешествие становилось небезопасным. Поэтому 1 января 1838 г. последовало решение отложить до весны 1839 г. ученую экспедицию к берегам Аральского моря[ 94Там же, л. 25.], затем вообще наступила полная неопределенность. Так, С.С. Уваров писал в Академию наук, что на его вопрос, состоится ли экспедиция в указанный срок, вице-канцлер Нессельроде ответил, что “по сему предмету он докладывал Государю Императору и Его Величество, приняв в уважение настоящее положение дел в Средней Азии и существующие неприязненные отношения к Хиве, Высочайше повелеть соизволил означенную экспедицию отложить до обстоятельств, более к тому благоприятных”[ 95Там же, л. 35-35 об.].

Но Перовский настаивал на прежнем проекте и во время очередного визита в столицу добился нужного решения. В апреле 1839 г. Академию наук оповестили, что царю “благоугодно было предоставить ближайшему рассмотрению” Перовского все вопросы, связанные с отправлением ученой экспедиции к Аральскому морю и “разрешено ему ныне же приступить к нужным приготовительным мерам”[ 96Там же, л. 36-36 об.]. В мае военный министр вынес решение о военном отряде, “назначенном в прикрытие ученой экспедиции для осмотра восточных берегов Аральского моря”, походной церкви со священником для этого отряда, а также об артиллерийском снаряжении.

Таким образом, путешествие должно было состояться в ближайшее время, Академии вновь следовало приступить “к приготовлениям, собственно до ученой части относящимся”[ 97Там же, л. 36 об.], но на сей раз академики к распоряжению отнеслись с сомнением. Ее непременный секретарь П.Н. Фус писал С.С. Уварову 14 апреля, что после отсрочки экспедиции подготовка к ней прекратилась и теперь невозможно приготовиться “с тою основательностью и осмотрительностью, которые составляют необходимое условие успеха в предприятиях сего рода”[ 98Там же, л. 38.]. Кроме того, назначенные ранее участники экспедиции были заняты сейчас другими делами. Но главная причина состояла в следующем: “До сведения Академии дошло, что сам г. генерал-адъютант Перовский пригласил от себя к содействию этой экспедиции некоторых ученых, которые были предварены заранее, могли основательно подготовиться и, находясь уже на месте или в недальнем от него расстоянии, оставят путешественникам Академии лишь недобранное ими, а посему участие Академии в сей экспедиции становится даже излишним”[ 99Там же, л. 38 об.]. Видимо, речь здесь шла о Лемане, уже работавшем в Оренбурге, кроме того, академики были недовольны “весьма стесненным временем” и тем, что маршрут был составлен Перовским без их ведома.

На ясно выраженное академиками “желание не участвовать в экспедиции” 12 мая С.С. Уваров ответил, что “Академия не может считаться освобожденной от участия в оной”[ 100Там же, л. 40 об.-41.]. Вскоре он сообщил П.Н. Фусу, что царь изволил одобрить представление генерал-адъютанта Перовского, который для значительного сокращения издержек и для того, чтобы не потерпеть в степях недостатка в воде, считает необходимым выступить в ноябре сего года[ 101Там же, л. 42-42 об.].

Академики были, таким образом, вынуждены вновь заняться подготовкой к экспедиции. На заседаниях специально созданной комиссии обсуждалась программа работ, которая требовала изменений, так как из летней экспедиция превратилась в зимнюю и, следовательно, будет проходить в других условиях. Поэтому, например, вместо ботаника и зоолога в ее состав нужно включить геолога. Предполагалось и участие в ней ориенталиста. Рассматривался вопрос и о маршруте экспедиции[ 102Там же, л. 43-45, 51-61 об.]. Но академикам сообщили, что маршрут не определен, но предоставлен ближайшему рассмотрению оренбургского военного губернатора, и что по примерно полагаемому сроку экспедиции возможно будет воспользоваться на берегах Арала весенним временем[ 103Там же, л. 46-46 об.], другими словами, путешествие, начавшись осенью, могло продлиться до весны.

Академик К.М. Бэр, которому комиссия поручила составить доклад, отправил 15 июня 1839 г. конфиденциальное письмо В.И. Далю [219], адрес которого он узнал у академика Х.Д. Френа. Таким образом, прославленный ученый не сомневался, что Даль был душой всего предприятия и существенно влиял на разработку программы экспедиции. Бэр пишет, что сам принял бы в ней участие, “если бы был уверен, что хотят совершить нечто дельное и прочное, что хотят получить ответ на вопросы, которые ученый мир уже поставил, но не мог разрешить из-за отсутствия основательного исследования на местах” [Там же, с. 30]. На этот счет у него были серьезные сомнения.