Галина Матвиевская - Владимир Иванович Даль 1801-1872

В это время в Оренбурге находился Е.П. Ковалевский, горный инженер, путешественник и писатель, Даль пишет: “Пожмите ручку Одоевскому; поличие его теперь ходит по улицам Оренбурга и навещает иногда и меня; это Ковалевский, горный, который был в Черногории и теперь едет в Бухару, славный и красивый человек. Он необыкновенно похож на князя Одоевского”.

В конце письма обычно сдержанный В.И. Даль делится с Краевским своими тяжелыми переживаниями в связи с потерей жены: “Очень скучно живется; почти в первый раз отроду скучаю и томлюсь. Не могу привыкнуть к одинокой жизни своей и едва ли когда- нибудь привыкну, забуду прошлое и помирюсь с настоящим”.

Трудный зимний Хивинский поход, из которого В.И. Даль вернулся весной 1840 г., и последовавшая женитьба на Е.Л. Соколовой, видимо, отвлекли его от переписки со столичными писателями. Это совпало с обострившейся борьбой между разными литературными течениями, представленными в журналах, в которых он печатался. О взглядах В.И. Даля на эту борьбу можно судить по его письмам к М.П. Погодину, который вместе с С.П. Шевыревым готовился издавать журнал “Москвитянин” и обнародовал его программу. Издатели предлагали “доставлять публике скорые и верные известия о важнейших явлениях в жизни литературной, ученой, художественной и гражданской, во всех частях России и в главных государствах европейских, распространять полезные сведения и понятия и тем содействовать по мере сил своих великому делу отечественного просвещения”.

“Первое место в Москвитянине, - писал Погодин, - посвящается России. Ее словесность, история, география, статистика, юриспруденция будут головными предметами, и я употреблю все свои силы, при помощи многочисленных корреспондентов, чтоб знакомить более моих соотечественников с любезным нашим Отечеством, в коем до сих пор так много неизвестного” [201, кн. V. С. 492].

Именно это импонировало В.И. Далю. В 1840 г. началась его многолетная переписка с М.П. Погодиным, которая переросла в дружеские отношения. Письма В.И. Даля, хранящиеся сейчас в рукописном отделе РНБ, известны благодаря Н.П. Барсукову, который опубликовал в 1896 г. многочисленные выдержки из них в своей книге “Жизнь и труды Погодина” [201]. Часть переписки Даля и Погодина за 1837-1858 гг. с исчерпывающими комментариями опубликована в 1993 г. А.А. Ильиным-Томичем [274].

Приветствуя новый журнал, В.И. Даль писал 19 ноября 1840 г.: “Да здравствует Москвитянин с руками, с ногами, с головою. Никто из добропорядочных людей не сомневается теперь, что у нас журнала нет, и что недостаток этот убивает словесность, нет сообщительного звена жизни ее, нет единства, согласия, общего труда, поощрения - нет направления, благообразного и благомыслящего совета, нет критики. Критика и брань - критика и личная ссора - сделались нам тождественными словами; писатели с нею в таких отношениях, как два приятеля, которые разбранились за какие-то городские сплетни и обходят друг друга на улице, не сымая шапки, когда бывало прежде тряхнут один другому руку. Оба смешны для посторонних, оба сами заедают себе века - и только”[ 156РГБ, отд. рук. Ф. 23Д1. Оп. 10, № 16.]. Положение в журналистике такое, что, по мнению Даля, речь должна идти о “спасении Отечественной словесности, которая тонет и хватается не как порядочный утопленник, за соломинку, а за всякое плавучее говешко. От этого она и опоганила себе руки и поганит каждого порядочного человека, который вздумает с нею поздороваться по- братски”[ 157Там же.].

Даль заявляет: “Я не участвую теперь ни в одном издании - надоело. Греч приглашал к участию в возобновляемом Вестнике, в котором трудиться будут Полевой, Булгарин и другие честные и благородные литераторы. - Я отвечал ни да, ни нет, а обязательства на себя не взял”[ 158Там же, л. 2.].

В то же время программу “Москвитянина” он поддерживает: “Я всегда душой готов, многоуважаемый Михайло Петрович, помогать всеми силами вашему общему делу”. В письме от 30 декабря Даль пишет, что новый журнал должен дать отпор “позорному, гибельному направлению, которое взяло верх потому только, что обстоятельства дали ему временно в руки вещественные на то средства”[ 159Там же, л. 4 об.].

Заметив, что вражда междоусобная, если она загорится, кровопролитнее войны врагов, ссора друзей непримиримее ссоры двух людей друг другу посторонних, Даль тем не менее убежден, что необходимо сразу определить “отношения к пишущей каналии”. По его мнению, Погодин должен “обдумать, определить и высказать наперед, в каком отношении Москвитянин будет к таким-то и таким-то” и “с самого начала поставить себя на такую точку, где стоять должно. Не смущаться ничем и стоять: правда возьмет верх, лишь бы стало средств насущных”.

Первый номер “Москвитянина”, вышедший 1 января 1841 г. и содержавший статьи М.П. Погодина (“Петр Великий”), С.П. Шевырева (“Взгляд русского на образование Европы”), ставшее знаменитым стихотворение Ф.Н. Глинки о Москве, имел большой успех у столичной публики и не вызвал нареканий цензуры. Но уже в марте 1841 г. власти были недовольны издателями из-за помещенного в журнале анекдота о Булгарине. Друзья, в том числе В.Ф. Одоевский, предупреждали их о необходимости быть осторожнее.

Откликнувшийся на это событие В.И. Даль писал М.П. Погодину 1 июня 1841 г.: “Радуюсь душевно вашему здоровью, радуюсь также весьма, что вы остаетесь в Москве, у нас были слухи, что вас перезвали к такому делу, от которого нельзя было бы отказаться. Скорблю душевно, что и вы испытали уже, в то противное время, все обычные неприятности журналиста - это тем больнее, что у нас идет все то не от житейских сует и трудностей издания - а от препятствий, убивающих дух. При таких обстоятельствах руки не поднимаются на работу, голова тупеет, сердце дремлет”[ 160Там же, л. 9.].

В другом письме из Оренбурга, датированном 4 марта 1841 г., B. И. Даль высказал свое мнение о первых номерах “Москвитянина”, о критическом разделе журнала, а также по поводу “Отечественных записок”, отношение к которым теперь у него стало совсем иным. “Москвитянин”, по его мнению, “это первый журнал, в котором есть цвет, краска, видишь повременное издание, видишь, что издатель держался цели, маяка, знаешь, чего искать и ожидать, словом, это завлекает. Знакомить русских с заморьем в таком духе, как вы делаете, знакомить русских с Русью, это предмет, это цель, это задача - и задача достойная ”[ 161Там же, л. 7.].

Подробно рассматривает В.И. Даль критические статьи C. П. Шевырева, выражая свою точку зрения на литературную критику вообще. “К сожалению, - пишет он, - я Шевырева знаю мало; не знаю, как ему покажется, если я осмелюсь высказать, что я думаю и чувствую, читая статью его; но я бы желал, чтобы все, что мне и другим добрым людям удастся написать, было разобрано так. При такой критике всякое самолюбие, всякая личность становится поодаль, в сторону, глядишь на произведение, а не на человека, сердце порывается к истинно прекрасному, парит гораздо выше пресмыкающихся в прахе. Разругай меня в пух на этот лад и строй, и у меня не станет на критика ни одной капли желчи, я с душевным уважением протяну к нему руку. Тут критик и сочинитель в стороне: тут на поприще одно и только произведение и олицетворенное искусство, изящное художество. Мы отвыкли от этого ладу. Расхвалить и разругать сделались издавна техническими выражениями нищенской критики нашей в мишурных галунах; критика - царь, но какого царя нам доселе показывали? Нам выводили на позор царя шпалерного, с короной и державой под сусальным золотом, из- за которого выглядывал, для увеселения публики, балаганный шут... от которого в казарменных представлениях предостерегают зрителей первого ряда скамеек... Если вы прежде заглядывали в журналы, то убедитесь, что во мне не говорит обиженное самолюбие; меня не разругали, сколько знаю и видел по крайней мере, нигде...”[ 162Там же, л. 7-7 об.].