Валентина Бялик - Исаак Бродский

Необычна для Бродского картина Ударник Днепростроя (1932). Ее фрагментарность, сложный ракурс, даже сам выбор темы говорят о том, что он пребывал явно в приподнятом настроении, когда наблюдал гигантскую стройку: «Впечатления были так сильны, что хотелось писать музыку», - именно так выразил художник свои впечатления о Днепрострое.

Одиннадцатого октября 1932 года ВЦИК и СНК РСФСР вынесли постановление «О создании Академии художеств», которой предстояло укрепить в искусстве традиции старой дореволюционной художественной школы. Тогда же для преподавания в нее был приглашен Бродский. «Когда я пришел в Академию, против меня велась скрытая агитация и никто не хотел идти ко мне в ученики. В мою индивидуальную мастерскую записались всего лишь два студента. Решением партийного бюро ко мне были прикреплены еще пять студентов. Я знал, что пройдет год-другой и моя мастерская будет полна, так как верил, что молодежь поймет, кто ей враг и кто доброжелатель. И я не ошибся, вскоре моя мастерская стала самой многочисленной в Академии».

Не только как преподаватель, но и как директор Академии художеств (с 1934 года), он много выступал на собраниях перед студентами и профессорско-преподавательским составом.

Аллея парка. 1930

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Некоторые положения из речей Бродского сегодня кажутся не просто спорными, а трагически-ошибочными, другие - вполне справедливыми.

Кажется странным, что мастер, написавший когда-то такие картины, как Италия, Сказка и множество пейзажей, теперь требует от студентов: «Художник должен в своем творчестве отразить революцию, ее людей, а не писать пейзажи и цветы... Только тот художник, который полноценно сумеет выразить в своем искусстве великие идеи пролетарской революции, будет художником-стахановцем».

Именно в это время впервые прозвучало название нового художественного метода - социалистический реализм. Бродский стал апологетом этого метода: «В Академии преподают художники различных творческих установок. Я уверен, что направление в школе может быть только одно - это направление социалистического реализма... Правильно увиденная и понятая жизнь, изображенная со всей правдивостью, - вот подлинный путь к социалистическому реализму». Но это утверждение не мешало ему декларировать, что он «за академическую, за идеальную и четкую форму в искусстве». Рассматривая состояние Академии при Бродском, отчетливо понимаем, что его поступками двигала не просто симпатия или антипатия к тому или иному педагогу, а непримиримая уверенность в том, что социалистический реализм - единственно верный метод в искусстве: «Из Академии я убрал многих бездарных художников, которые числились профессорами, но кроме очковтирательства и грязной мазни ничему научить не могли». В ту пору все искусство нереалистического толка называли формализмом. Для Бродского - это был враг номер один, его личный враг и враг социалистического искусства. Не случайно тогда в разговоре об искусстве присутствовали «стратегические» термины: борьба с формализмом, атака на инакомыслящих, непримиримая война с врагами реализма. Обвиняя некоторых художников в том, что они несут «влияние индивидуалистического пессимизма, пропагандирующего крайний субъективизм, уводящий... из материального мира борьбы и социалистического строительства в мир страшных фантомов и бесплотных цветовых абстракций», апологеты реализма требовали «со всей непримиримостью и бдительностью вскрывать идеологические корни этих концепций и этим парализовать их демобилизующее влияние». А противоположная сторона тоже не скупилась на образные выражения, из которых наиболее типичное: «Скинем Пушкина с парохода современности». Странным фактом оказалась выставка в Русском музее в конце 1920-х годов, когда произведения самого Бродского, обвиняемого критиками-«формалистами» в пристрастии к революционной тематике, представили на черных стенах (имеется в виду не дизайн выставочных помещений, а стилистическое разграничение).

В архиве Бродского есть любопытное письмо, направленное в Федерацию художников Ленинграда. Оно связано с картиной, посвященной выступлению В.И. Ленина на Красной площади перед отправкой войск на Польский фронт, которая должна была быть написана во исполнение заказа РВС СССР к 15-й годовщине Красной Армии. «Ввиду того, что представителями той же Федерации... на выставке советского искусства, устраиваемой в Русском музее к партсовещанию по вопросам ИЗО, я как художник отнесен не к союзникам и не к попутчикам и даже не к правым попутчикам, а просто к группе художников, названных “чуждым элементом”, делающих вредные картины, я снимаю свою кандидатуру из списка, составленного Федерацией, до окончания работы партсовещания, которое, вероятно, определит мое настоящее место в советском искусстве».

Алупка. Этюд. 1937

Музей-квартира И.И. Бродского, Санкт-Петербург

Алупка. Этюд. 1937

Музей-квартира И.И. Бродского, Санкт-Петербург

Алупка. Этюд. 1937

Музей-квартира И.И. Бродского, Санкт-Петербург

Приведенная цитата только частично касается той борьбы, которая существовала в мире искусства. При этом следует помнить, что противоречия носили не только клановый характер. Это была борьба за идеологическое главенство в обществе, за зрителя и... за заказы, то есть материальную выгоду. Жалко, что художник не мог смирить свои эмоции, руководствуясь мудрыми словами Леонардо да Винчи: «Противник, ищущий наших ошибок, полезнее для нас, чем друг, желающий их скрыть».

Прошли годы... Слово «формализм» перестало быть бранным. Имена Марка Шагала, Казимира Малевича, Василия Кандинского, Павла Филонова и их последователей заняли достойное место в истории мирового искусства.

Аллея Летнего сада осенью. 1928

Музей-квартира И.И. Бродского, Санкт-Петербург

И ярлык «формализм» уже не опорочит того или иного художника в глазах общественности.

В пылу борьбы Бродский осознавал, что руководство Академией отнимает у него все силы и время, которые он хотел бы тратить на единственно любимое занятие - живопись. Искренне звучат слова его письма, написанного в феврале 1938 года в комиссию Ленсовета по ознакомлению с работой Академии художеств: «Мне очень трудно ощущать себя оторванным от мольберта, от своего любимого дела и быть обремененным той работой, которая мне никак не свойственна и для меня непосильна... Очень хочется много творчески работать».