Лилия Байрамова - Сальвадор Дали

Годы, проведенные в Мадриде, остались в памяти Дали, быть может, самым светлым и безмятежным временем его жизни. Он приехал в столицу молодым и честолюбивым провинциалом с желанием «сумасшедше работать» и покорить весь мир, с романтическим обликом, на который оборачивалась вся мадридская улица: у него были вызывающе длинные баки, рафаэлевские волосы до плеч, золоченая трость, шляпа и загадочного вида плащ, который едва не волочился по полу. Он уже тогда изображал из себя гения Возрождения.

При этом он школил себя как последний педант и не пропускал ни одного занятия. В отличие от большинства своих одногодок он отлично знал, чего он хотел: в совершенстве овладеть академической техникой и рисунком и стать виртуозом классической живописи. Однокурсники подсмеивались над ним: в их глазах он выглядел недалеким провинциалом, который еще только осваивает азы академической живописи, а между тем этот смешной фигерасец, возвратясь к себе в общежитие, в знаменитую Студенческую резиденцию, писал тайком, для себя, исключительно ультрасовременные, кубистические картины.

Позже он четко сформулирует свое отношение к художническому ремеслу и мастерству: «Начните с того, - говорил он художникам, - что выучитесь писать, как старые мастера, после можете писать, как вам заблагорассудится, но уважение уже будет завоевано»[ 1С. Дали. Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим. М., 1999. С. 405.].

Девушка, стоящая у окна. 1925

Национальный музей королевы Софии, Мадрид

Сам он именно так и поступал. Но вот однажды кто-то из компании молодых насмешников-снобов увидел кубистические опыты Дали и был поражен. Как? И этот нелепый чудак исповедует ультрасовременные взгляды на живопись? И Дали немедленно был приобщен к компании самых модных интеллектуалов Мадрида. Здесь, в этой новой среде, от души презирали отстойное искусство позавчерашнего дня с его устарелой эстетикой, сентиментальностью и проповедью дедушкиных добродетелей и приветствовали будущий век с его чудесами техники, динамизмом, энергией, наступательностью, с современными формами машин и аэропланов, с радио, кинематографом, танцами и негритянским джазом. Рупором этого молодого и чрезвычайно задиристого движения стал журнал Ультра., в котором сотрудничали наиболее радикально мыслящие интеллектуалы - аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес, испанский аналог Маринетти поэт Гильермо де Торре, будущий знаменитый режиссер Луис Бунюэль и главное лицо этого блестящего поколения - мадридский писатель Рамон Гомес де ла Серна. Рамон был в курсе всех последних европейских новинок, много ездил и путешествовал, много видел и лично знал Тристана Тцару - лидера дадаистов. Одним словом, вокруг Ультры объединились все люди, так называемые «ультраисты», которым не терпелось вывести Испанию на передовые рубежи европейской культуры.

Обычно вся эта живая и беспокойная публика собиралась в литературном кружке «Помбо», обсуждала последние литературные и политические новости, а потом разбредалась по ночным мадридским улицам и переулкам, проводя целые ночи в нескончаемых разговорах о литературе, живописи и поэзии. Восемнадцатилетний Дали, сразу ставший авторитетом в этой литературной компании, прекрасно выразил это настроение мечты, романтики, ночного, пустынного города и беспорядочных поэтичных прогулок в акварели,которая так и называется Грезы ночных прогулок (1922).

А еще через пару месяцев к Дали и его друзьям присоединился и еще один блистательный житель Студенческой резиденции - только что вернувшийся из родной Андалузии Федерико Гарсиа Лорка. Человек невероятного обаяния - веселый, переменчивый, живой, увлекающийся, обладавший целым букетом самых разнообразных талантов: он был гениальным поэтом, великолепно играл на рояле, пел цыганские романсеро, ставил пьесы собственного сочинения - Лорка произвел на Дали огромное впечатление. «Передо мной, - писал о Лорке Дали, - был уникальный, цельный поэтический феномен - поэзия, обретшая кровь и плоть, тягучая, застенчивая, возвышенная, трепещущая тысячью сумрачных огней и токами подземных рек, свойственных всякой удачной форме живой материи»[ 1С. Дали. Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим. С. 138.].

Портрет Луиса Бунюэля. 1924

Национальный музей королевы Софии, Мадрид

Женщина перед скалами Пенья-Сегат 1926

Частное собрание

И эти два замечательно одаренных художника потянулись друг к другу. Индивидуалист и вечный отшельник Дали, так лелеявший свою отдельность от чуждого мира (в детстве он любил запираться в своей чердачной башне и изображать из себя короля), вдруг впервые раскрыл свое сердце навстречу другому. Впервые он встретил ровню себе и как равный равному протянул ему руки. Это была великая дружба, державшаяся на «яростном контрасте» между «исключительно религиозным духом» поэта и «не менее значительной, антирелигиозной душой» самого Дали, между добродушной открытостью и общительностью первого и непреодолимой тогдашней застенчивостью второго, наконец, между романтизмом Лорки и его ностальгией по старой, не тронутой современностью Испании и скептицизмом и бунтарским духом Дали.

Эта искренняя, пылкая, нежная и сердечная дружба двух великих испанцев продолжалась целых шесть лет и оставила, быть может, самый благодарный и долгий след в сердце Дали. И через сорок с небольшим лет после знакомства с Лоркой, снимаясь в Нью-Йорке для американского телевидения, он вспомнит о своем друге и пропоет перед камерой его чудные строки:

Луна - небольшой колодец,

Цветы - какая цена им!

А дороги руки твои,

Когда меня обнимают.

А потом восхищенно и грустно воскликнет: «Гарсиа Лорка!».

Но пока бунтарский и слишком независимый дух Дали привел его к тому, что в сентябре 1923 года его временно, на год, отчислили из Академии. Произошло это при следующих обстоятельствах. В Академии на освободившееся место профессора живописи претендовали несколько кандидатов и среди них единственно стоящий претендент - талантливый живописец, представитель нового направления Васкес Диас. Как и следовало ожидать, консерваторы провалили кандидатуру Диаса, он не набрал положенного количества голосов, и эта очередная несправедливость вызвала законный гнев академической молодежи. Среди особенно недовольных был и радикально настроенный Дали, который немедленно и демонстративно вышел из зала, как только заслышал итоги голосования. Вслед за этим началась потасовка, пришлось вызвать полицию, и в результате руководство обвинило Дали в подстрекательстве.