Антон Первушин - Юрий Гагарин. Один полет и вся жизнь. Полная биография первого космонавта планеты Земля

Собственно, это всё, что нужно знать о случившемся 3 октября 1961 года. История не красит Гагарина, но и не является чем-то сверхъестественным или противозаконным. В наше время ее пытались как-то облагородить, списав инцидент на рассеянность космонавта, который перепутал свой гостиничный номер с чужим, однако в подобных извивах мысли нет необходимости, ведь главное, что Юрий Алексеевич на собственном опыте убедился: публичность диктует определенный образ жизни. Отныне он не может позволить себе даже мелких шалостей: неприличные выходки сойдут с рук Герману Титову и любому другому космонавту, который обретет известность благодаря полету на орбиту, – любому, но только не самому первому! Став частью «парадной» истории человечества, ты вольно или невольно становишься примером для подражания, и вести себя надо соответствующе, не давая никому повода позлословить за твоей спиной.

13 октября, убедившись, что состояние Гагарина стабильное, его самолетом доставили в Москву и поместили в Центральный авиационный госпиталь. Консилиум врачей решил, что для закрепления успеха в лечении пациент еще десять дней должен находиться в постели. Каманин признал свое поражение и доложил руководству, что первый космонавт на открытие съезда на попадает, после чего записал в дневнике: «Сегодня вместе с Валей были у Юрия. Я не стал читать ему нотаций, а только сказал: „Благодари Бога, тебе еще раз повезло, а могло быть очень плохо. Надеюсь, ты не хуже меня понимаешь, какие неприятности ты доставил себе, командованию, партии и народу. Ты получил очень дорогой урок, и из него нужно сделать выводы на всю жизнь“. Юра сказал: „За эти дни я многое передумал, наделанных глупостей я сам себе не прощу, необходимо менять курс поведения“».

Несмотря на все усилия хирургов и косметологов, шрам скрыть не удалось. Всю последующую жизнь Гагарин, подходя к зеркалу или разглядывая свои фото в прессе, видел отметину, изуродовавшую его бровь, и она была лучшим напоминанием о том, как однажды из-за глупой прихоти он едва не лишился всего, к чему шел с большим напряжением и упорством.

Юрий Гагарин всё-таки принял участие в XXII съезде КПСС, который начал свою работу 17 октября 1961 года. Поскольку первый космонавт был в списке делегатов и Никита Сергеевич Хрущёв упомянул его в своей речи, отсутствие Гагарина сразу заметили. Поползли слухи. Западная пресса перечисляла возможные версии исчезновения первого космонавта: «лучевая» болезнь после полета, автомобильная авария, покушение, драка, скандальная история. Чтобы опровергнуть враждебные инсинуации, московский журналист Павел Романович Барашев опубликовал очерк, в котором рассказал историю, ставшую впоследствии официальной. Якобы космонавт, гуляя по Крыму с младшей дочкой на руках, оступился на скользком асфальте и, спасая ребенка, разбил себе голову. Сам Юрий Алексеевич на прямые вопросы о происхождении шрама, которые ему стали неизбежно задавать в ходе заграничных поездок, отвечал уклончиво и по-разному: слишком сильно затормозил за рулем автомобиля, получил травму во время спортивных занятий и тому подобное.

В любом случае его требовалось показать публике, и гримеры приклеили Гагарину искусственную бровь. Вид космонавта от этого лучше не стал, и тогда поступил приказ фотографировать его только в профиль с правой стороны, а если кто-нибудь попробует сделать снимок без разрешения, отбирать аппарат и засвечивать пленку. 24 октября Юрий Алексеевич впервые появился на съезде, но с трибуны не выступал – вместо него доклад от имени космонавтов-коммунистов зачитал Герман Титов.

Итак, невзирая на травму, первый космонавт принял участие в политической жизни страны. XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза вошел в историю тем, что на нем была принята Третья программа КПСС, в которой прямо обещалось, что не позднее 1980 года будет построено коммунистическое общество. Для этого предстояло уже через десять лет обогнать богатейшую страну мира – США по абсолютному объему производства и по производству на душу населения. Хотя даже в то время планы партийного руководства выглядели утопическими, Третья программа была принята единогласно и в полном объеме, включая Моральный кодекс строителя коммунизма, состоявший из двенадцати «заповедей».

Еще одна немаловажная подробность: Хрущёв старался поскорее завершить десталинизацию страны, и утром 30 октября делегаты Ленинградской парторганизации выступили с предложением вынести саркофаг с телом Иосифа Виссарионовича Сталина из Мавзолея Ленина и захоронить его. Представители других организаций поддержали ленинградцев, и весь съезд проголосовал за вынос и захоронение. Соответственно так же голосовали и космонавты.

Сегодня трудно сказать, как Юрий Гагарин относился к Сталину и его делам. Вроде бы есть свидетельства, что в зрелом возрасте космонавт высказывался об «отце народов» со сдержанным уважением (юношеские годы не в счет). Однако времена изменились, и борьба с «культом личности» получала свой смысл в рамках идеи скорейшего – в течение двадцати лет! – построения коммунистического государства, которое, судя по материалам съезда, имело бы в своем фундаменте либерально-демократические устои. Как должно было выглядеть это государство, прекрасно описали братья Аркадий и Борис Стругацкие в повести «Полдень, XXII век (Возвращение)» (1960–1967).

Сегодня мы знаем, что построить коммунизм за двадцать лет не получилось. Вместо него в Москве провели XXII летние Олимпийские игры, на которых Советский Союз очень старательно изображал из себя державу западного типа. Однако обмануть кого-либо эти потуги больше не могли: кремлевские вожди утратили видение будущего и стратегическую инициативу, что привело в конечном итоге к разрастанию политико-экономического кризиса и краху государственности.

Слетав в космос и получив всемирное признание, Юрий Алексеевич Гагарин оказался среди элиты и сразу почувствовал все прелести жизни на верхушке советской социальной пирамиды. Населению еще только обещали построить коммунизм через двадцать лет, а партийные вожди по факту обрели его, с довоенных времен выйдя за рамки традиционных экономических отношений.

Сохранилась масса документов, ныне рассекреченных, о том, какие подарки и привилегии доставались космонавтам от властей в процессе подготовки к полету и после его осуществления. Некоторые из этих документов ошеломляют, но не потому, что возникает чувство доброй зависти или, скажем, гордости за советское государство, – скорее, наоборот, они служат свидетельством эпохи, когда гражданин зависел от системы даже в бытовых мелочах.