Ольга Черненькова - Воин и дева. Мир Николая Гумилева и Анны Ахматовой

Можно добавить, свободен от власти «странных грехов» (к которым, кстати, относились и занятия оккультизмом, хотя к тому времени Гумилев их забросил) и от магии Анны, так казалось ему. Отдав ей дань посвящением к сборнику, где многие стихи были продиктованы страстью, любовью и страданием, Гумилев шел вперед.

Однако Анна заняла в его сердце определенное место, которое никогда и никто не смог бы занять. Так сложилось, что и в ее жизни было место для Николая, отдельное, персональное. Она не хотела с этим мириться, всячески сопротивлялась этой власти и велениям судьбы, надеясь на встречу с «царевичем». Обманывалась, принимая за «царевича» разных мужчин. Но единственно неоспоримым «царевичем» в ее жизни – так уж вышло, и время это покажет – был только Гумилев.

Как часто в начале жизни кажется, что впереди столько необыкновенных возможностей, встреч, столько любви, людей! А на деле оказывается, что на судьбу выпадает совсем немного избранников – единицы – и выбор не такой уж богатый. Наверное, знай каждый, что его ждет в будущем, не стал бы так легко бросаться преданными людьми. Но молодость отважна и слепа. Воистину, «если бы молодость знала, если бы старость могла…»!

Гумилев остался в Париже один: вслед за Андреем Горенко уехал и Фармаковский. Не с кем поговорить о поэзии, кругом звучал чужой язык. Гумилев тосковал настолько, что ходил смотреть на табличку: Bd Sebastopol (Севастопольский бульвар). Он много думал об Анне, переписка продолжалась, продолжалась и дружба.

Он писал Брюсову в конце января 1908 года: «Теперь я опять начал писать и, кажется, увереннее и сильнее, чем в период, представленный “Цветами”. ‹…› Жду девятого вала переживаний». Действительно, в интонациях и стихах Гумилева появилась некоторая твердость, если не жесткость – результат разочарования и игры со смертью. «Я уйду, убегу от тоски, / Я назад ни за что не взгляну», – обещает он. «И отныне везде и всегда / Буду я так отрадно един». Это стихотворение он назовет потом «После смерти». Суждения его становятся подчас резкими, решительными. Больше нет романтического, светлого мальчика…

В феврале Гумилев познакомился с Алексеем Николаевичем Толстым, и это знакомство значительно скрасило его парижское одиночество. Однако, как признается он Брюсову в марте, «обстоятельства хотят моего окончательного переезда в Россию». Гумилев беспокоится, не повредит ли переезд ему как поэту. В противном случае обстоятельства можно устранить. Какого рода эти обстоятельства, неизвестно. Возможно, родители велели возвращаться, соскучились, особенно мать, хотели, чтобы он получил серьезное образование, не желали оплачивать его безделье.

К этому времени Николаем написано немало стихов, в которых по-прежнему живет образ роковой мучительницы, демонической женщины. Оценка ее поэтом теперь более жесткая. Видения по-прежнему мучают его.

Грезы принца и жуткая реальность в стихотворении сталкиваются в неразрешимом противоречии.

В марте же Гумилев посылает Брюсову балладу «Анна Комнена». Тема Клеопатры развивается в его стихах, но теперь прелестный демон принимает обличье византийской царицы. Гумилев не желает верить историкам, которые «любят выставлять ее идеальной». «Многие факты заставляют меня подозревать противное», – пишет он Брюсову. Здесь ему важно имя: Анна! И портрет ее поражает сходством с Анной другой:

В других стихах он бросает вызов и пророчит уверенно и напористо:

Да он объявляет войну! Правда, стихотворение это будет опубликовано только через два года, но порыв его понятен. Это реакция на боль, причиненную Анной, и надежда реванша. Любовь-поединок, любовь-борьба, любовь-ненависть. А ведь он хотел мира, товарищества… Женщина в стихах обрекает героя на глухую и упорную битву, но он верит в победу.

Пришло время покидать Париж. В апреле 1908 года Гумилев едет по железной дороге в Севастополь, к Анне. Едет, видимо, в решительном настроении, желая расставить все точки над «i». Неизвестно, как они встретились, но, очевидно, он был напорист и получил четкий ответ: «Нет». Гумилев вернул Анне ее письма, она ему – подарки.

Возвращала все охотно, но оставила себе чадру. Гумилев просил:

– Не отдавайте мне браслеты, не отдавайте остального, только чадру верните.

Эта вещь была для влюбленного юноши дорога тем, что хранила ее запах: она ее носила. Анна сказала, что чадра изношена, и не отдала. Чадра, или что-то в этом роде, действительно была изношена, она вовсе не лукавила.

Анна осталась в Севастополе, а Гумилев отправился в Царское Село через Москву, где встретился с Брюсовым. Гумилевы переселились и теперь жили в доме М. Ф. Белозеровой на Конюшенной улице. Вернувшись в Царское Село, Гумилев окунается в литературную жизнь, возобновляет отношения с любимым учителем И. Ф. Анненским, заводит интересные знакомства, задумывает новую книгу стихов, договаривается об ее издании с В. Брюсовым, который заведует издательством «Скорпион». Планирует поездку в Африку. Словом, жизнь идет, она довольно насыщенна. Жизнь без нее.

Гумилев будто бы смирился. Теперь он будто стал хладнокровнее, наученный перепадами настроений Анны. Да и то – в подруги выбрал «лебедя из лебедей», птицу гордую, а не голубку смиренную. Но он должен был полюбить не романтический идеал: русалку и деву Луны, а реальную Аню, человека и личность.

А пока он чувствует себя свободным, сближается с царскосельскими сестрами Аренс, интимнее всего с их кузиной Лидией, хотя в него влюблена Зоя. Отношения с Лидией зашли слишком далеко, был скандал, ей пришлось даже уйти из дома и поселиться отдельно. Была еще одна сестра, Вера, тихая, прелестная, похожая на ангела. К ней Николай испытывал особые чувства. Вера писала стихи, переводила с немецкого. Именно ее Гумилев собирался взять с собой в путешествие по Европе.