Ольга Черненькова - Воин и дева. Мир Николая Гумилева и Анны Ахматовой

До этого не так удавалось. По крайней мере у нее не было попыток публиковаться после «Сириуса». Да и Гумилев, памятуя о своем печальном опыте со сборником «Путь конквистадоров», наверное, советовал не спешить. А когда она скучала и томилась, предлагал заняться танцами:

– Ты такая гибкая.

От мужа полгода нет вестей, а молодому поэту не терпится с кем-то поделиться своими творческими успехами, показать, на что она способна. Она решает, как в свое время Гумилев, написать Брюсову. Вот было бы здорово к приезду мужа еще и поддержкой его учителя заручиться! «Я была бы бесконечно благодарна Вам, если бы Вы написали мне, надо ли мне заниматься поэзией», – просит она Брюсова и прикладывает к письму четыре стихотворения. Подписывается: «Анна Ахматова».

Позже в разговоре с Л. Чуковской Ахматова объясняла появление псевдонима недовольством отца, который сказал семнадцатилетней «декадентской поэтессе»: «Не срами мое имя». «И не надо мне твоего имени!» – ответила строптивая дочь. Вот она и придумала необычный для русского поэта татарский псевдоним, взяв фамилию бабушки.

Брюсов, увы, на письмо не ответил.

А муж и советчик был далеко, уехал в мрачном расположении духа в эту ненавистную Африку, и дела ему нет до жены. Анна пишет в Киеве 9 ноября 1910 года:

Но стихи требуют пищи, поэт живет чувствами. Что нужно пережить, чтобы написать «Сероглазого короля»? Конечно, здесь больше воображения, баллада написана в декадентском духе, сейчас бы сказали «попсовая», потому что это стихотворение получило безумную популярность. Его пел Вертинский, написав к словам музыку. И по рассказам современников, Ахматова его не любила, даже «смрадным» называла. Наверное, именно потому, что оно было «деланным» и получило массовое признание.

Однако Анна Андреевна слишком часто ездит в Киев, и стихи пишутся легко, почти каждый день. Во многих есть перекличка со стихами мужа. «Маскарад в парке» напоминает гумилевский «Маскарад». А вот это стихотворение – не ответ ли на «Маргариту»?

И. Одоевцева рассказывала со слов Гумилева, что на Рождество в первый год после свадьбы он купил большую коробку и наполнил ее доверху, положив в нее шесть пар шелковых чулок, флакон духов «Коти», два фунта шоколада Крафта, черепаховый гребень с шишками, о котором Анна давно мечтала, и томик Тристана Корбьера. Это был его подарок. «Как она обрадовалась! Она прыгала по комнате от радости», – будто бы говорил Гумилев. Только вот здесь ошибка мемуариста в дате или полный вымысел. Гумилева не было рядом с Анной в это Рождество. Можно предположить, что подарок был преподнесен без него, однако как он мог узнать, что Анна так радовалась? Рассказала потом сама? Впрочем, это на него похоже, могло так и быть. Он приготовил подарок заранее, а кто-то из родных вручил его Анне Андреевне на Рождество. Или же, вернее всего, это было другое, их совместное, Рождество.

Она, конечно, помнила и думала о муже, продолжала мысленно спорить с ним, скучала по нему, несмотря на возможные увлечения. Иначе почему именно тогда родилось стихотворение (январь 1911-го) «Сжала руки под темной вуалью»? Да, Анна не сочувствовала Гумилеву в его увлечении Африкой. Он уезжал в тяжелом настроении, писем не слал. Лишь с дороги страшное стихотворение «У камина». Значит, прощание было трудным. По прошествии времени Анна пересматривает многое, появляется чувство вины перед мужем, и рождается маленький шедевр.

Почему? «Оттого что я терпкой печалью // Напоила его допьяна». Героиня стремительно бежит за ним, силясь остановить.

Однако он уже справился с собой, пока шел до ворот, поэтому

Видимо, он уходит все-таки. Навсегда? Надолго? Гумилев здесь вполне узнаваем. Ему понадобилось полгода, чтобы простить и забыть сказанное в истерике.

За время разлуки многое произошло в жизни Анны, что позволило ей не только простить мужа, но и почувствовать вину перед ним. Стихи ее наполнены изысканными чувствами, модернистскими образами, вымышленными персонажами. Ахматова создает свой художественный мир, пока еще напоминающий мир стихов М. Кузмина, И. Анненского, Н. Гумилева.

Однако она стремительно уходит от авторитетных образцов, являя миру свой оригинальный облик. Появляется тема несчастливой любви. Как скажет потом К. И. Чуковский: «Она первая обнаружила, что быть нелюбимой поэтично». И первые из этих стихов рождались зимой 1911 года. «Как соломинкой пьешь мою душу» – это не об изматывающем ли ожидании мужа, брата, возлюбленного? «Покой мой многонеделен», – сообщает героиня.

Как правило, «брат» в ее стихах – это Гумилев. И еще подсказка:

Это было написано 10 февраля, а 12-го появляются стихи о русалке «Мне больше ног моих не надо». Русалкой она была для юного Гумилева. Впрочем, гадание – неблагодарное занятие. Анна жила богатой жизнью сердца, и истину знала только она сама.

Всю зиму Анне Андреевне писал Модильяни. Она запомнила фразу из этих писем: «Вы во мне как наваждение». Почему именно зимой он пишет, а не раньше, сразу после встречи в Париже? Не сама ли она написала первая от одиночества и обиды на мужа? А в стихах ее появляется еще образ «мальчика-игрушки», связанный с юным М. Лиденбергом.

Анна отважилась послать свое стихотворение во «Всеобщий журнал литературы, искусства, науки и общественной жизни». Без совета Гумилева, сама. В феврале в № 3 появилось ее стихотворение «Старый портрет». Оно было подписано псевдонимом. Так появился поэт Анна Ахматова. Это была первая публикация Ахматовой на родине, раньше только стихотворение в «Сириусе». А в марте в студенческом журнале Gaudeamus одно за другим появятся еще два стихотворения.

Ее будто несла какая-то мощная волна. Анна источала женственность, обаяние, сила ее пробудившегося таланта имела власть над людьми. Вот и Г. И. Чулков, недавно познакомившийся с Анной Андреевной, попал под это обаяние. Увидев ее однажды на вернисаже выставки «Мир искусства», он сразу заинтересовался этой высокой, стройной сероглазой женщиной. Встретившись с ней через несколько дней, он проводил Анну Андреевну на вокзал, где они сидели за столиком в ожидании поезда на Царское. Анна обмолвилась, что пишет стихи, и Чулков равнодушно и рассеянно предложил ей что-нибудь прочесть. А потом был потрясен новой своеобразной мелодией и особым тонким и острым благоуханием ее стихов.