Ольга Черненькова - Воин и дева. Мир Николая Гумилева и Анны Ахматовой

Юный поэт задается вопросом:

Для него это, видимо, и было загадкой. Героиня этого стихотворения Беатриче, возлюбленная Данте, не могла ответить поэту на его поэтическом языке, но Анна могла. Не случайно в преклонном возрасте она поставит вопрос: «Могла ли Биче, словно Дант, творить, или Лаура жар любви восславить?» Она могла.

К письму Аня, очевидно, приложила стихи. Что мог сделать для любимой девушки Гумилев? Сделать ей предложение и напечатать в журнале ее стихи. Конечно, не сразу. Сразу бы и не получилось. Но Гумилев работает в этом направлении. Скорее всего, и в следующем письме Анна послала ему стихи. Гумилев давал советы, исправлял огрехи. Такова уж была его натура. Щедрость и доброта – редкие качества в поэтах Серебряного века, но у него они были.

К сожалению, переписка Гумилева и Ахматовой того периода не сохранилась. По свидетельству Анны Андреевны, они уничтожили ее сразу после венчания. Нетрудно догадаться, по чьей инициативе бесценные письма подверглись аутодафе. О многом не пришлось бы теперь гадать, сохрани они эти письма. Впрочем, поэты в полном праве распорядиться собственной перепиской по своему усмотрению.

Ане не удалось уехать на Рождество в Царское Село, хотя она приготовила деньги, платья и чуть было не взяла билет. Она ждала телеграммы от Сергея фон Штейна, как они условились. Однако тот ничего не предпринял, чтобы помочь Анне осуществить дерзкий план. По необязательности или понимая, какие могут быть последствия, но он не стал участвовать в авантюре.

Каникулы Аня провела в семье тетушки Вакар, которая, как она считала, ее не выносит. Из дома телеграфировали, что у Андрея скарлатина. Ане казалось, что все в доме тетушки издеваются над ней. «Дядя умеет кричать не хуже папы, а если закрыть глаза, то иллюзия полная. Кричал же он два раза в день, за обедом и после вечернего чая», – жаловалась она фон Штейну.

Еще она упоминает о некоем кузене Саше, товарище прокурора, который теперь вышел в отставку и живет зиму в Ницце. «Ко мне этот человек относился дивно, так что я была поражена, но дядя Вакар его ненавидит, и я была, право, мученицей из-за Саши. Слова “публичный дом” и “продажные женщины” мерно чередовались в речах моего дядюшки». Очевидно, кузен Саша – еще одна жертва роковой Аниной красоты и ее кокетства.

Фон Штейн молчит, а бедная киевская затворница продолжает посылать ему письма и умоляет его прислать карточку Голенищева-Кутузова. И вот 2 февраля 1907 года она сообщает о событии, которое должно коренным образом изменить ее жизнь. «Я выхожу замуж за друга моей юности Николая Степановича Гумилева».

Сергей прекрасно знает, кто такой Гумилев, но Аня в письме переходит на торжественный, экстатический язык. Она взволнованна, возбуждена. «Он любит меня уже три года, и я верю, что моя судьба – быть его женой. Люблю ли его, я не знаю, но кажется мне, что люблю». Здесь Анна перефразирует стихи А. К. Толстого, а дальше цитирует Брюсова:

«И я дала ему руку, а что было в моей душе, знает Бог и Вы, мой верный, дорогой Сережа». Она тут же признается в «малодушии»: не хотела писать о предстоящем замужестве, пока не получит от фон Штейна карточки Г.-К. Она предупреждает: «Не говорите никому о нашем браке. Мы еще не решили ни где, ни когда он произойдет. Это – тайна, я даже Вале ничего не написала».

Почему же тайна? От кого? Прежде всего – от царскосёлов. От родителей Гумилева. Он просил хранить в тайне от близких это решение. Не верил до конца своей подруге или сам не был уверен в себе? Нет, он отвечал за свои слова, хотя прекрасно понимал, что отец не даст согласия на ранний брак. Поэтому просил Аню не разглашать секрет.

А она по-прежнему просит фон Штейна о фотографии царскосельского студента. И еще делает приписку: «Нет ли у Вас чего-нибудь нового Н. С. Гумилева? Я совсем не знаю, что и как он теперь пишет, а спрашивать не хочу».

А что же Гумилев? Что произошло в его жизни с осени 1906-го до февраля 1907-го? Юный поэт пытался врасти в богемную жизнь Парижа, но не вполне успешно. Пить Гумилев не любил, в монпарнасских кафе предпочитал кофе и гренадин. Гиппиус и Мережковский, которым Гумилев нанес визит, его отвергли, приняли не просто холодно, а оскорбительно до хамства. Бальмонт не ответил на письмо юного поэта. Отношения с художниками складывались лучше, Гумилев завел множество интересных знакомств в их среде. Среди них был, видимо, и Модильяни… Знакомство с художниками М. В. Фармаковским и А. И. Божеряновым привело к созданию двухнедельного журнала искусства и литературы «Сириус». Фармаковский в 1908 году написал портрет Гумилева. С Божеряновым поэт некоторое время даже делил комнату.

А. Н. Толстой, познакомившийся с соотечественником немного позже, описывал в мемуарах Гумилева той поры: «Длинный, деревянный, с большим носом. С надвинутым на глаза котелком… В нем было что-то павлинье: напыщенность, важность, неповоротливость. Только рот был совсем мальчишеский, с нежной и ласковой улыбкой».

Были и увлечения. Некая баронесса де Орвиц-Занетти, кто-то неназванный. Впрочем, помимо учебы и творчества Гумилев был занят созданием литературно-художественного журнала на свои скудные средства. Большую часть денег дал Фармаковский, он же возглавлял критический отдел, а Гумилев – литературный. И вот в январе 1907 года вышел первый номер журнала «Сириус». Скоро, в феврале, последовал и второй номер.

Во втором номере журнала было помещено стихотворение «На руке его много блестящих колец» за подписью Анна Г. Это был дебют Анны Ахматовой. Аня послала стихотворение в письме, Гумилев основательно поработал над ним, отредактировал. Молодой редактор напечатал это стихотворение, хотя оно, казалось бы, лишало его всякой надежды:

Переработал он первую часть стихотворения, где перечисляются драгоценные камни на кольцах. Если сопоставить вариант, вышедший в «Сириусе», с тем, что сохранился у гимназической подруги Ахматовой, то видно, что Гумилев сократил этот перечень и жемчуг заменил уже знакомым рубином. У Ани было: