Эмир Чалбаш - Сковать боем!

– Сто граммов выпить хочешь?

– Нет, товарищ комиссар, спасибо. Воды с удовольствием, а сто граммов, как положено, вечером.

Аркадий Никифорович Воротников, молчавший все время, сказал:

– Сейчас никаких вопросов, идите отдыхать, а потом доложите подробно! – Хотя я вижу, что начальник штаба уже приготовился опросить, вытащив свой блокнот с карандашом.

Я ушел в свою землянку, лег на нары и тут же уснул. Сколько я проспал, не знаю, но проснулся от разговоров в землянке. Это летчики оживленно о чем-то разговаривали. Увидев, что я проснулся, подошли и говорят:

– Еще раз в рубашке родился, вставай!

– Да, вроде бы все благополучно для меня кончилось опять.

– Ты еще всего не знаешь, пойди, посмотри, на чем самолет держался!

– Как на чем? На элеронах, конечно.

– Нет, ты сходи и сам посмотри, на чем твои элероны держались.

– А что такое, ребята?

– Плоскость уже сняли, осмотрели и обнаружили… словом, пойдем, сам посмотришь.

Когда пришли к самолету, все были в сборе: и командование полка, и техники, и многие летчики. Аркадий Никифорович говорит мне:

– Ну, еще раз поздравляю, из такого переплета вышел, сам уцелел и самолет спас. Ты же посмотри, на чем ты прилетел? – и показывает мне тягу левого элерона, которая пробита крупнокалиберной пулей и держалась на одной трети толщины. Если бы она была перебита полностью или же лопнула в полете, управлять самолетом было бы нечем, и он должен был упасть на землю. Оказывается, немец, зная, что бьет наверняка, дал очередь из всех точек оружия одновременно – из пушки и пулеметов, и весь удар пришелся по левой плоскости моего самолета. Если бы я в то время не дал правую ногу и несколько не отвернул самолет, то снаряды, пущенные немцем, попали бы прямо в кабину и наверняка это было бы концом для меня. Я еще тогда все проанализировал и теперь признаю, что все это произошло по двум причинам: во-первых, самовольно оставил группу и пошел за Ю-88, не оценив воздушную обстановку; во-вторых, нарушил элементарное и золотое правило на войне в воздухе, проявил полную беспечность в осмотрительности, когда догонял группу.

Парадокс, но факт остается фактом, именно немец и научил меня настоящей осмотрительности в воздухе. После этого случая я так смотрел за воздухом, что враг всего только один раз за все время застал меня врасплох. Что и говорить, при первой же встрече с Ме-109 он мне преподал хороший урок, и этот урок пригодился мне до конца, сколько я воевал в Великую Отечественную войну. В этот же день заменили крыло на самолете, и в этот же день я вместе со своими товарищами на своем боевом друге перелетел на новый аэродром. По времени наш полк еще мало провоевал, можно сказать, и месяца еще нет, ведь почти весь полк больше полумесяца не воевал из-за вынужденных посадок по всей Тульской области, но все же за это короткое время мы приобрели порядочный боевой опыт.

Летный состав 627-го ИАП, г. Адуев (под Москвой), февраль 1942 года, Э.-У. Чалбаш в нижнем ряду первый слева

Летный состав участвовал в штурмовках войск противника, летал на разведку, фотографировал передний край, прикрывая свои войска с воздуха. Имели уже много встреч с противником в воздухе, хотя сбит был только один Ю-88, но зато в воздушных боях пока никого не по-

теряли. Все это было впереди: и радость и горе. А наш наземный технический состав приобрел богатый опыт в подготовке и обслуживании самолетов в зимних условиях при низкой температуре: -30, -35 градусов. Замечательные наши земные труженики техники, оружейники в тяжелых условиях днем и ночью восстанавливали поврежденные самолеты, залатывали пробоины и всегда вовремя обеспечивали полную боеготовность всех самолетов в полку. Никаких претензий к техническому составу у нас не было. Этот дружный трудолюбивый коллектив прекрасно справлялся со своими задачами.

Фотографирование переднего края на истребителе – работа не из веселых. Хотя это работа не летчика-истребителя, обстановка вынуждала этим делом заниматься нас, летчиков-истребителей.

На первый взгляд такая разведка кажется несложной задачей, но, учитывая, что самолет-истребитель снизу не имеет броневой защиты, он легко уязвим для любого огня противника. Кроме того, истребитель, выполняя такое задание, теряет самое главное свое боевое качество – маневренность. При фотографировании с воздуха приходится точно соблюдать постоянство трех элементов: высота, скорость, курс. Иначе нормального снимка получить невозможно. Надо лететь по «струнке», только тогда фотопланшет будет иметь нормальный вид. Нашему полку частенько давали задание на фотографирование. Мне тоже приходилось летать на такое задание неоднократно, обычно на фоторазведку летали мы в паре с капитаном Иваном Ивановичем Гонченковым. Один фотографировал, другой прикрывал; в следующий раз менялись ролями, чтобы никому обидно не было. Тот, кто прикрывал, мог маневрировать по своему усмотрению, ему было легче, и зенитный огонь по маневрирующему самолету был малоэффективным, но зато «фотографу» доставалось сполна. Для получения хорошего фотопланшета с нормальным перекрытием снимков надо было возможно точно определять временные интервалы между съемками, т.е. время нажатия на кнопку. Это время мы выработали опытным путем набором определенного количества слов. Например:

«Двадцать два, двадцать три, пошел к чертовой матери».

Во-первых, получалось в рифму, а во-вторых, при четком определенном темпе выговаривания этих слов как раз получалось время для очередного запуска фотоаппарата, разумеется, только для одной постоянной скорости. Когда мы с Иваном Ивановичем встретились на Дальнем Востоке в 1958 году, тогда он, вручая мне ценный подарок – фотоаппарат «Зоркий», после поздравления сказал:

– Бывшему фронтовому фотографу… «двадцать два, двадцать три…» помнишь?

– А как же, товарищ генерал, такие песни не забываются.

Он тогда уже был командующим авиации корпуса, а я был заместителем командира соединения.

Летая на разведку, тем более на фоторазведку, по инструкции разведчику категорически запрещается вступать в воздушный бой с противником. Задача разведки – немедленно доставлять разведданные или пленки фоторазведки домой.

Но однажды мы запрет нарушили по моей вине и чуть за это не поплатились. На этот раз я был в роли фотографа и ведущего пары. Только закончил съемку своего участка на переднем крае, хотел взять курс на точку, вижу на встречно пересекавшем курсе, на нашей высоте идут два «мессершмитта». Не удержался, погорячился и пошел в атаку. Иван Иванович идет за мной, но сильно качает крыльями. Завязался воздушный бой – пара на пару по горизонтали. На своем И-16 мне быстро удалось зайти в хвост «мессеру», но огня пока не открывал, далековато было. В это время другой «мессершмитт» подкрадывался ко мне, видимо, они знали, кого надо сбивать в первую очередь (т. е. фотографа), но тут Иван Иванович был надежным щитом, он резко выхватил свою машину из глубокого виража и атаковал под большим ракурсом «мессера», который вцепился в меня. От длинных прицельных нескольких очередей Ивана Ивановича «мессер» загорелся и упал рядом с передовой в расположение наших войск. Второй, используя преимущество в скорости, удрал. Когда прилетели домой и благополучно приземлились, Иван Иванович Гонченков отвел меня в сторону и сказал: