Эмир Чалбаш - Сковать боем!

Только я успел подумать об этом, смотрю, Ил-2 разворачивается обратно. Идем и мы, так же все спокойно, кругом никого нет. Тишина. С каждой минутой приближаемся к своей родной земле. Опять зенитки бьют. Скоро линия фронта. Казалось бы, все прошло хорошо, лучше и быть не может. Задание выполнено свободно, без особого труда.

И вдруг слышу по радио крик:

– Арканы, Арканы! Где же вы, черт… – щелчок в наушниках и опять тишина. Я со своей четверкой сверху резко пикирую в направлении штурмовика, Спириденко со своей группой уже проходит над ним вплотную, а еще четверка парами носится сзади Ил-2 на пересекающихся курсах. Больше никого нигде нет. Пересекли линию фронта, Ил-2 стал снижаться, из правых патрубков мотора вылетают белые кружки (выхлопные газы). Все ясно, нашего штурмовика подбили. Но кто? Зенитка или истребитель? Видимо, истребитель, иначе летчик так не кричал бы по радио.

Какая досада, не уберегли все же мы, целых двенадцать истребителей, одного штурмовика. Как это могло случиться? Ил-2 идет с большим снижением, из мотора повалил густой черный дым. Когда я еще раз вплотную прошел над Ил-2, от увиденного по телу прошла неприятная дрожь. Вся задняя кабина самолета разворочена, стрелок лежал безжизненно, наполовину высунувшись за борт, вокруг все в крови, красное.

Штурмовик резко снижается, мотор стал, все кричат по радио, даже советуют, где и как садиться… Хотя все знают, что он никого не слышит, так как разбита рация. Если бы у него работало радио, он бы давно нас всех «поблагодарил в трехэтажном варианте». Он имел на это полное право. Следим с тревогой за посадкой. Кругом сплошные траншеи, воронки от бомб, отдельные лесочки. Сумеет ли он где-либо приткнуться и остаться в живых? Теперь это самое главное. Сумел. Поднялась пыль, самолет прополз на фюзеляже и буквально в нескольких метрах от глубокой траншеи остановился.

Вся наша группа кружится над ним, дожидаемся, пока летчик выйдет из кабины, чтобы убедиться, что он жив и здоров. Летчик, не спеша, вышел из кабины на плоскость, сорвал с головы шлемофон и со злостью ударил о крыло. Затем поднял и потряс кулаками в нашу сторону. Тут подбежали наши воины, и он стал объяснять, опять показывая на нас вверх, видимо, рассказывая, как мы его «охраняли».

Прилетели мы домой, доложили все, как было, и стали ждать справедливого нагоняя за эту работу. К нашему счастью, нагоняй ни в этот день, ни в другой все же не последовал, и вообще об этом забыли. Нас спасло то, что все же он привез очень ценные данные, хотя и с некоторым опозданием, но данные все же попали в руки наземного командования, и они пригодились в развертывании дальнейших наступлений наших войск на данном направлении. Наше командование пожурило нас немного за этот случай, и на этом все кончилось. Другие заботы военной жизни вытеснили этот случай из памяти.

И все же как это могло случиться, что подбили нашего единственного, охраняемого штурмовика, и мы, двенадцать человек, не видели врага? А ведь это так и было. Его подбил Ме-109 или ФВ-190. Мы тщательно проанализировали свой промах и строили вероятные варианты атаки истребителя. После подробного анализа пришли к единому мнению. Вот как это могло быть.

Когда наша группа возвращалась домой, внимание несколько ослабили, самоуспокоились, особенно группа нижняя – непосредственного прикрытия. Враг, уже зная о нашем рейде над их территорией, выпустил пару истребителей или перенацелил находящегося в воздухе истребителя на нашу группу с задачей: подойти скрытно и сбить во что бы то ни стало именно разведчика. Одиночный самолет или пара «мессеров» подошли на бреющем полете, маскируясь местностью с учетом камуфляжа своих самолетов, убедились, что мы их не замечаем, на большой скорости сделали «горку», атаковали наш разведчик и с ходу скрылись. В том, что они подбили разведчика, видимо, сомнений у них не было. Но почему не сбили совсем? Почему не повторили атаку? Видимо, побоялись себя обнаружить. Нас все же было двенадцать экипажей, они просто не захотели с нами связываться. Скорее всего, мы, начав свободно маневрировать по высоте и горизонтали, спугнули их, они решили, что мы их обнаружили, и скрылись. Вся беда в том, что никто из нас противника не видел. Враг перехитрил нас. Нам было стыдно об этом рассказывать и вообще вспоминать.

Вот к чему приводит успокоенность и ослабление внимания хотя бы на минуту в воздухе. Что толку, что у нас была большая сила, когда эта сила неразумно используется. От нее прока нет. Приведенный пример еще раз подтверждает неоспоримость сделанного вывода. Этот горький урок мы долго помнили, сами сделали необходимые выводы для себя и на этом примере учили других летчиков. В дальнейшем, при сопровождении своей авиации на задание, мы всегда помнили этот урок и внимательно наблюдали за задней и нижней полусферой строя сопровождаемых. Враг еще раз «подсказал» нам наше слабое место в осмотрительности в воздухе. Что же, впредь будем всегда помнить об этом опыте.

Жаль стрелка-радиста и самолет. Самолет, конечно, подняли и восстановили, а вот стрелок погиб. Смерть парня лежит на совести двенадцати летчиков, не сумевших уберечь от врага единственный самолет-разведчик. Это была наука на будущее.

В этот день мы уже два раза вылетали эскадрильей на сопровождение наших бомбардировщиков. Оба раза обошлось благополучно, за исключением отдельных мелких эпизодов, которые, как обычно, часто бывают при выполнении боевого задания. Готовились опять идти на сопровождение. Позвонил начальник штаба полка и передал распоряжение: «Ровно через 30 минут полетите восьмеркой на прикрытие», указал район.

– Не успеем, два самолета надо малость подлатать, – ответил я.

– Время менять мы не имеем права, – отвечает.

– Тогда разрешите вылет шестеркой, – попросил.

Он с кем-то посоветовался, видимо, спрашивая командира.

– Вылетайте шестеркой, – указал время.

Вылетели в установленное время, пришли в указанный район. Целей нет. Станция наведения тоже подтвердила отсутствие целей. Мы с некоторых пор практиковали при прикрытии своих войск пересечение линий фронта и встречу противника с его вероятного направления. Такая тактика оказалась эффективной.

Углубились в расположение противника, хотел дать команду на разворот и вдруг вижу много точек слева почти на нашей высоте. Это враг. Подаю команду:

– Полезли (пошли) вверх, цель слева впереди.

– Понял, вижу, – отвечает Иван Астахов.

Наша группа имела такой боевой порядок: четверка под командованием Ивана Астахова – ударная группа, она действует по бомбардировщикам. Моя пара – это сковывающая группа. Наша задача: связать истребителей противника боем и тем самым дать свободу действия ударной группе.