Эмир Чалбаш - Сковать боем!

Откуда-то взялся еще один ФВ-190. Я вижу уже не три, а четыре «фоккера», зажимают меня со всех сторон. Пока что мне удается не дать им вести прицельный огонь по моему самолету, верчусь, как могу, но чувствую страшную усталость и слабость в организме. Как дальше быть, что можно еще предпринять? В тот момент, когда я решил, что меня вот-вот добьют и наверняка будет печальный исход, а мозг в таких случаях работает напряженно, за какие-то секунды вспоминаются и проносятся перед глазами многие события в жизни, не веря своим глазам, вижу: на высоте с нашей стороны идет группа истребителей. Это наши, видно по почерку. О… щедрый Аллах! Как вовремя ты прислал мне спасение! Но как с ними связаться, как указать свое положение? Радио не работает, я ношусь среди врагов у самой земли (сверху вниз не так просто быстро увидеть самолет, тем более на фоне леса). Что делать, как дать знать о себе? Придется рисковать. Принимаю решение (здесь главную роль должен сыграть мой верный друг и соратник по войне, мой самолет, вся надежда на его мощь и способность): разогнать свой «лавочкин» до предела, резко переломить его и почти в вертикальном положении идти вверх в направлении своих самолетов. От резких перегрузок на некоторое время теряю сознание. Пришел в себя и начал соображать: где я и что со мной. Высота 2400 метров. Мой самолет уже висит без скорости, все, что он мог дать, отдал честно. Для врага такой маневр был неожиданным. Он, конечно, потянулся за мной и оказался в очень невыгодном положении, да еще и без скорости.

На мое счастье, это можно назвать только счастливой случайностью, наши Як-1 заметили врага вовремя и немедленно сверху атаковали-противника и с одной атаки сняли три «фоккера». Облегченно вздохнув, я увидел, как три горящих «фоккера» падают вниз. Четвертого врага было не видно, чудом уцелев, видимо, удрал к себе. Наши «яки» собрались и группой пошли по своим делам, а я направился к себе домой. Моими спасителями оказались самолеты с соседнего аэродрома из полка нашей дивизии. Пришел я на свой аэродром благополучно. Стал выпускать шасси – не выходят, гидросистема повреждена. Надо выпускать аварийно. Взглянул на манометр, воздуха в системе «0», аварийная система тоже перебита. Садиться на фюзеляж – жаль самолет, поломается низ и винт. А ведь этот самолет меня выручил, не подвел в трудную минуту, своим спасением я, прежде всего, обязан ему. И после всего этого посадить и поломать – это нечестно! Тем более на своем родном аэродроме, а не в поле. Есть еще один способ выпускать шасси, но для этого потребуется создавать перегрузки в полете, а как это сделать? Я чувствую себя неважно. Чувствуется потеря крови, нога болит от малейшего движения. Хожу по кругу и думаю: «Из такого переплета вырвался, пришел домой, а тут опять беда и неизвестно, чем это кончится». Придется опять рисковать, не покидать же самолет на парашюте? Решаю, что на фюзеляж садиться не буду. Срываю стойки шасси с замков механическим путем с помощью специальной ручки, шасси провисают. Теперь их надо поставить на замки. Для этого самолет надо разогнать и выполнить резкие эволюции в одну и другую стороны, создать инерционные силы, которые поставят стойки шасси на замки. Таким путем в свое время на авиационном празднике выпускал шасси на самолете И-16 Валерий Чкалов (это очень хорошо показано в кинокартине о нем). Как бы ни было трудно мне выполнять такие «крючки» в таком состоянии, я их выполнил. Шасси стали на замки, и я сел благополучно. Правда, на пробеге мой самолет остановился в пяти метрах от большого дерева, дуба, в конце аэродрома, тормозить-то было нечем, воздуха не было. Но ввиду того, что хвостовое колесо, так называемый дутик, не вышло, самолет катился на колесах и полз на хвосте, это и спасло меня от столкновения с деревом, не я тормозил, а хвост самолета.

Все. Полет окончен. Тишина. Винт стоит… Вылезти из кабины мне помогли подъехавшие товарищи. Доктор первым делом вытащил свой огромный шприц и тут же сделал укол от столбняка. В санчасти сапог разрезали, брюки тоже и без труда вытащили осколок из ноги. Оказывается, я получил четыре осколка с левой стороны: в ногу ниже, в плечо и голову, но они оказались безопасными. Осколок, который попал в голову, порезал шлемофон, шелковую подкладку и остановился в волосах. После, когда меня обработали, дали полстакана спирта и уложили спать. На вопрос мой: «Не пришел ли Королюк и как остальные?» – командир полка сказал:

– Все дома, Королюка нет. Ничего, найдется. Потом разберемся.

Проснулся я только ночью. Все спят. До утра думал о своем верном боевом друге. Надеялся, что где-то сел подбитый, а может, выпрыгнул на парашюте. И на следующий день никаких сведений о Королюке не было. Не было их и в последующие дни. Так пропал мой хороший друг. Никто не знал, как и что с ним случилось. Из всей группы никто ничего не видел. Значит, погиб вместе с самолетом.

Это была очень большая потеря, и прежде всего для меня. Сбитые нами в этот день два Ю-88 и один ФВ-190 не могли быть оправданием за такую потерю. Что поделаешь, война есть война. Она еще долго продлится, времени и сил для отмщения за смерть друга впереди много. «Будем мстить фашистам за Королюка, они дорого заплатят за его смерть» – так поклялись мы все.

После долгих обсуждений сложившихся обстоятельств в этот день в воздухе мы пришли к выводу, что в тот момент, когда Королюк открыл огонь с большой дистанции, по врагу он не попал и, услышав мою реплику: «Далековато, подойди ближе», он, имея горячую натуру и самолюбие, посчитал для себя позором такие поспешные действия, решил во что бы то ни стало исправить свою ошибку, увлекся целью, оторвался от ведущего, и в этот момент ФВ-190 зашел и сбил его. Только так могло и быть. Если бы он видел, что его атакует враг, он никогда не позволил бы так просто себя сбить. Он был достаточно опытным летчиком.

Моя рана зажила быстро, несколько дней я хромал, а на шестой день пошел на задание. Силы мои быстро восстановились, молодой организм сделал свое дело, я опять стал в боевой строй рядом со своими однополчанами. Мой самолет был также быстро восстановлен за это время. Кроме дыры в плоскости, весь левый борт около кабины был изрешечен осколками разорвавшегося снаряда. Но специалисты быстро нас обоих излечили и поставили в строй. До конца дней своих на фронте в этом полку я воевал на своем самолете № 35.

Однажды вечером командир полка Л.И. Сорокин собрал нас, комэсков, уточнил наши возможности на завтра по количеству боевых летчиков и самолетов в строю, затем объявляет следующее:

– Завтра нам предстоит выполнять ответственное задание, выполнить его надо образцово.

Мы сидим и думаем: «Наверное, что-то интересное, новое возлагается на наш полк, раз командир так говорит».