Петр Кононков - Мой жизненный путь

Однако вернемся к телёнку, который был на привязи у печки. В качестве подстилки использовали солому, которую периодически сменяли на свежую. И вот наступила весна, снег стоял, земля подсохла, и телёнка выводили на улицу и пускали без поводка. И тут начинался настоящий цирк. Телёнок, почувствовав свободу, поднимал вверх свой хвост и носился по поляне как угорелый туда и сюда, и крестьяне называли это "телячий восторг". Потом это выражение "телячий восторг" применяли к людям, которые проявляли необычный, сверх меры, восторг по какому-либо событию.

Из жизни в описанной выше избе до шестилетнего возраста у меня сохранился ещё ряд ярких воспоминаний. Одно из них: зимой родители отмечали какой-то праздник, или какое-то событие, пригласили полную избу гостей, усадили за стол, заполненный всякими блюдами и яствами. Меня уложили спать в "закутке" перед русской печкой, но сон улетучился, и слегка отогнув занавеску, я стал наблюдать за происходящим. Вначале все чинно-мирно разговаривали, выпивали, закусывали, потом разговоры стали сопровождаться смехом, короче наступало веселье всех присутствующих. После того, как все наговорились, накушались и подвыпили, наступал черед гармониста. Поскольку места свободного было маловато ― проход от двери к столу, то вместо танцев был перепляс двух гостей, когда те уставали, другие вступали со свежими силами, а гармонист старался изощряться разными переборами. Потом выступали с народными частушками. Под общий гам и шум я уснул. Второй запомнившийся эпизод, это как отец угощал обедом двух мужчин, которые были проездом и лошадям дали отдых и корм, а сами были приглашены на обед. Обед состоял из борща, приготовленного в русской печке, чечевичной каши с мясом и на десерт ― хлеб с маслом и мёдом и чаем. Помню, что один гость молча обедал, а другой, когда приступил к чаю, приговаривал ― и кисленко и сладенко. А отец, как это было принято у крестьян, сам ничего не ел и не пил, а только подавал блюда, короче говоря, угощал гостей. Но когда гости уехали, отец сам стал кушать, но когда начал пить чай, удивился, что это был не чай, а мама поставила в русскую печь для каких-то целей настаивать хмель. Вечером, когда мама вернулась с колхозной работы, и отец ей рассказал, как он вместо чая, угощал гостей настоем хмеля и оба смеялись.

А ещё мне врезалась в память работа скорняка. Отец сам обрабатывал шкуры крупного рогатого скота, овец и собак, выдерживал в квасцах и т. д., потом окрашивал их. Но пошив дох, тулупов, шуб и полушубков входил в профессию скорняков. Обычно скорняк приезжал в деревню, договаривался о цене за работу, на период работы поселялся у хозяина дома или избы, столовался за счет хозяина и выполнял заказы. Но это был какой-то необычный скорняк, на обед он за свой счёт покупал бутылку водки ёмкостью 0,5л., выливал её в миску, крошил туда куски хлеба и ложкой хлебал это блюдо. После завершения этой "закуски" кушал всё, что подаст хозяйка дома и после этого приступал к работе. Вероятно, в его организме было более чем достаточно ферментов для быстрой утилизации алкоголя. Кроме того, он, оказывается, пользовался заводскими консервами. Отец как-то привез из города Ачинска литровую банку с кабачковой икрой, мы её попробовали, и нам она не понравилась, так как мы привыкли употреблять свежие натуральные продукты. Когда мать предложила скорняку попробовать эту икру, то он с удовольствием всю её съел, вероятно, она ему подошла как закуска к водке.

И ещё, одной из первых весенне-летних ягод была у нас дикорастущая земляника и клубника. Эти ягоды толкушкой измельчали и разбавляли молоком, и это блюдо очень нравилось нам.

В 1934 году отец купил половину дома, здесь же в коммуне "Восток", как её называли, пристроил по существу большой амбар к входу в дом площадью не менее 30 м 2, покрытый добротной крышей. Потолка не делал, а перекрытия из брусков 20х20 см служили для подвешивания заготовленных с осени туш барашков, бычков и свинины. В подвешенном состоянии они хорошо сохранялись, были недоступны для хорьков и других зверушек, и по мере надобности в зимний период снимались, разрубались или распиливались и использовались в пищу.

В этом же помещении были установлены три ларя. Стенки ларя изготовлялись из плах (досок толщиной не менее 5 см. шириной 50-60 см), высота его составляла около 1,5 м, ширина ― не менее одного метра и длина ― около 1,5-2 м, сверху ларь укрывался деревянной крышкой с наклоном, такой толщины, как и стенки ларя. Один ларь использовался для хранения муки, другой ― для хранения замороженных пельменей и третий ― для хранения замороженного молока. Что касается первого ларя, то привезенную с мельницы муку из мешков высыпали в ларь, недоступный для мелких грызунов и вредителей, а поскольку стенки ларя были деревянными, то мука в них не "задыхалась". Осенью, обычно в ноябре, когда устанавливалась устойчивая пониженная температура, проводился забой скота и из свежеубойного мяса приготовлялся фарш (через мясорубку или из мелконарубленного мяса), приправ из лука и других специй и соли. Из теста из муки изготовлялись настоящие сибирские пельмени, они на противнях выносились в сени и через день замёрзшие пельмени ссыпались в ларь. Таким образом, заготовлялись впрок пельмени. Что касается молока, то, когда наступали устойчивые морозы, надои молока до запуска коров перед отёлом заливались в металлические миски; после замораживания миски опрокидывались и замороженное молоко помещалось в третий ларь для хранений зимой. Хранение указанных продуктов было оптимальным, так как в Сибири, после наступления зимы оттепелей практически не наблюдалось.

После переезда в новый дом и перехода, по существу, в подростковый возраст, у меня больше сохранилось воспоминаний за этот период. Кроме улучшения условий жилья для членов семьи и постройки собственной бани, были улучшены условия обитания домашних животных. Хлевы для коров и овец были утеплены за счёт того, что стены, сделанные из трёх горизонтальных жердей в качестве основы, были вертикально переплетены прутьями деревьев, образуя сверху и снизу свободное пространство, и обмазаны снаружи и изнутри смесью состоящей из коровяка и глины, а на плоской, но прочной крыше складывались копны сена, которые также сохраняли тепло в хлеве. В качестве подстилки использовалась, в основном, пшеничная солома. В этих условиях отпала необходимость держать телёнка после отёла в жилом помещении, так как в хлеве поддерживалась нужная температура.

Выросло и поголовье домашнего скота ― две дойные коровы и подрастающие бычок или тёлочка, 10 овцематок и 1-2 свиньи на откорм. Причём отец где-то купил породных овцематок, приплод которых составлял по два ягнёнка на каждую овцу в год. Поэтому весной выгонялось на пастьбу около 30 голов овец (считая и молодняка).