Илзе Лиепа - Мой балет

Итак, ему – 17 лет. Это очень много для начала обучения классическому танцу. Но произошла еще одна удивительная встреча в его жизни: он попал в класс Александра Ивановича Пушкина. Пушкин стал для «Махмудки», как он в шутку называл Нуреева, и отцом, и наставником, и другом. Иногда он просто давал Рудольфу угол, чтобы тот мог выспаться, потому что в комнате в интернате было 15 человек. Именно работа с этим педагогом позволила Нурееву в неполные двадцать лет станцевать не сцене Кировского театра партии в девяти балетах.

С самых первых профессиональных шагов Нуреев стремился к другой эстетике тела – откровенного и великолепного. Его можно было назвать перфекционистом. Он понимал, что одной работы с педагогом недостаточно: после каждой репетиции он оставался один в зале и бесконечно работал и работал. Он был одержим танцем, и его личная революция уже началась.

Алла Шелест, танцевавшая с Нуреевым, вспоминала: «Он отличался необыкновенной внутренней подвижностью, откликался на каждый нюанс. Партнер был замечательный – чуткий, внимательный. Я танцевала с тридцатью партнерами, но его отметила сразу. У него была врожденная культура, я бы сравнила его с породистым конем – горячим и очень нежным. С ним надо было с ходу брать все. Это был тонкий художник и, видимо, большой ребенок. Нуреев очень хотел станцевать «Легенду о любви» и должен был танцевать, но одна репетиция за три дня до спектакля совпала с репетицией «Лауренсии» со мной, и он выбрал «Лауренсию».

За это его сняли с «Легенды…», но Нуреев не мог подвести партнершу, которую обижали в театре. Это чувство преданности в дружбе – тоже одно из удивительных его качеств.

На гастроли в Париж в 1961 году попасть ему было непросто: как профессиональный танцовщик труппы он отличался свободным нравом, независимым поведением, даже дерзостью. К тому же он не был комсомольцем. Поэтому на гастролях в Париже за ним было усиленное наблюдение, но он вел себя очень независимо. Наверное, понимание того, что раскрыться как танцовщик он может только на Западе и только там сможет удовлетворить свою безудержную страсть к танцу, возникло у него сразу. Друзья во многом помогли ему сделать этот шаг – этот знаменитый прыжок в другую жизнь в 1961 году в Париже во время гастролей ленинградского театра. Неслучайно вокруг этого события много легенд. Сам он по-другому трактует свой прыжок к свободе, но балерина Надя Нерина, которая дружила с моим отцом, рассказывала, как ее муж помогал Нурееву устраивать финансовые дела на Западе. Безусловно, этот прыжок к свободе был многими людьми подготовлен. Но когда Рудольф в своих автобиографических записках рассказывает об этом – это похоже на детектив: 16 июня 1961 года в аэропорту Ле Бурже он огромным прыжком бросился к французским полицейским и попросил политического убежища. Его побег из СССР был бегом от творческой бедности, от страха остаться нереализованным, от несвободы. Вообще чувство несвободы делало его безумным – он был способен на любые выходки.

Он был первым невозвращенцем. Через десять лет после него на Западе остались Макарова, затем – Барышников, Панов, Годунов, Мухаммедов. А мой брат Андрис Лиепа стал первым танцовщиком, подписавшим контракт с Американским балетным театром, которым тогда руководил Михаил Барышников, и это не стало политическим событием.

А на Родине в 1961 году Нуреева объявили предателем и приговорили к отбыванию тюремного срока. Можно представить, какой шок был в семье. Некоторое время Рудольф скрывался в Париже в квартире своих друзей, именно там его нашли письма родных и педагога Александра Пушкина. Больше всего его сердце терзала разлука с матерью. Ему так и не суждено больше увидеть ее в сознании: когда он приедет в Россию вместе с министром культуры Франции, мать уже не узнает Рудольфа.

В Париже Нуреев начал жизнь с нуля. Первый год его жизни на Западе прошел в труппе маркиза де Куэваса. А через год он получил приглашение от 42-летней балерины Марго Фонтейн принять участие в ее бенефисе. Это тоже была знаменательная встреча в его жизни, потому что в итоге сложился уникальный дуэт – Рудольф Нуреев и Марго Фонтейн, который стал легендой. Фредерик Аштон поставил для них неповторимый балет «Маргарита и Арман». Они взаимно дополняли друг друга: она – своей женственностью, он – страстностью и мужественностью на сцене. В начале их работы она спросила: «Скажи, когда придет мое время, ты переступишь через меня?». – «Никогда», – сказал он и выполнил свое обещание. Он сохранил нежную привязанность к Марго до конца ее дней. Именно он помогал ей и оплачивал ее счета, когда она была безнадежно больна. Об их совместном творчестве она говорила: «Мы вкладывали друг в друга души, потом эмоции выплескивали в зал. Мы играли и жили друг другом».

Очередной этап жизни Рудольфа Нуреева – это встреча с танцовщиком Эриком Бруном. Нуреев всегда был жаден к учению, он хотел бесконечно совершенствоваться и учиться новым стилям, новой хореографии, новым приемам. Именно безудержное желание к совершенствованию привело его в труппу Датского балета. Там и состоялось знакомство с датчанином Эриком Бруном – изысканным и стильным премьером. Он великолепно владел мелкой филигранной техникой танца, что отличало датскую королевскую школу балета. Их дружба была настоящим сочетанием льда и пламени: спокойный, холодный Эрик Брун и взрывной Нуреев. Они организовали маленькую труппу из четырех танцовщиков – Нуреев, Брун и две балерины – и начали гастролировать с концертными программами и маленькими балетами.

Большую часть своей жизни Рудольф Нуреев был свободен от каких-либо контрактов и был воистину «человек мира». Он жил в огромной квартире на набережной Сены, заполненной подлинниками европейской живописи, уникальной скульптурой, редкими книгами и старинными музыкальными инструментами, которые он собирал. Это был некий вызов его нищему детству. Очень странно, но никто не решился открыть после его смерти дом-музей. Говорят, что эту квартиру купила балерина немецкого происхождения, которая была большой поклонницей его творчества.

Последние десять лет жизни больной, обреченный Рудольф остро ощущал свое одиночество. Ушли из жизни самые близкие люди: не стало хореографа Аштона, Эрика Бруна, Марго Фонтейн. В 1992 году на сцене Пале Гарнье на премьере балета «Баядерка» смертельно больного Нуреева наградили Орденом Почетного легиона. Эту последнюю работу ему помогла завершить одна из первых и любимых его партнерш из Петербурга – Нинель Кургапкина. Именно она на похоронах Нуреева в память о нем прочла стихи Пушкина. На прощании звучала русская речь!

Рудольф Нуреев похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, как и завещал. Его могила покрыта восточным ковром, и только при ближайшем рассмотрении становится понятно, что это – тончайшая мозаика. Рядом можно увидеть балетные туфли: многие балетные артисты приходят к его могиле, чтобы получить благословение, и оставляют там свои балетные туфли.