Илья Гордиенко - Из боевого прошлого (1917 - 1957)

Я передал Свешникову письмо от Касторовича и деньги для передачи т. Бадаеву.

— Теперь тебе надо устроиться на квартиру,— сказал Николай и написал мне записку.— По этому адресу найдешь наших товарищей сормовичей, они устроят тебя, а вечером я приеду к тебе, и мы поговорим насчет работы.

Николай предупредил меня, что там, куда я направляюсь, живет один меньшевик, обозленный на большевиков за успех первомайской демонстрации. Бояться его нечего, но осторожным быть следует.

По правде сказать, мне не хотелось так скоро уходить от Николая, не терпелось побольше узнать о Питере, о Выборгском районе.

Николай мне рассказал, что 1 Мая в Питере прошло по-боевому. Улицы были заполнены рабочими. В демонстрации участвовало не меньше 250 тысяч человек.

Местами были серьезные столкновения с полицией, с обеих сторон были раненые.

Из дальнейших расспросов я узнал, что Выборгский район в Питере по уровню рабочего движения занимает первое место. Далее Николай сообщил мне, что большевики Питера ведут борьбу за овладение легальными организациями, вышибают оттуда ликвидаторов; что недавно была проведена большая политическая кампания на фабриках и заводах по поводу исключения рабочих депутатов Государственной думы на 15 заседаний; что большинство рабочих осудили раскольнические действия меньшевистской семерки думской с.-д. фракции и высказались за поддержку линии большевистской шестерки.

При прощании я спросил, не трудно ли мне будет устроиться на работу.

— Устроишься,— сказал Николай,— у нас в районе 31 промышленное предприятие, из них 13 — металлообрабатывающие. Хоть не везде есть литейные, но устроишься.

Ободренный всем услышанным от Николая, я отправился к Финляндскому вокзалу, где скоро нашел указанную мне улицу, дом и квартиру. Квартира состояла из двух комнат и кухни. Одну комнату занимал хозяин квартиры, рабочий завода «Айваз», с женой и четырьмя малолетними детьми, а другую — два жильца. Все были из Сормова... Познакомились.

— Большевик? — спросил один из жильцов. Это был лет сорока рабочий, с клинообразной бородкой, смахивающий на интеллигента.

— Раз Николай прислал, значит большевик,— ответил за меня другой рабочий.

— Ленинец,— не то спрашивая, не то для себя сказал первый.

— Раз большевик, значит ленинец,— ответил я.

В первом я узнал того меньшевика, о котором мне говорил Николай.

Меньшевик разразился бранью против большевиков.

— Развели забастовочную лихорадку,— говорил он,— а кому это надо, кому это в пользу? Мало вам пятого года, не научились.

Мы возражали ему, говорили, что пятый год нас многому научил и что эта школа нам пригодится при подготовке нового вооруженного восстания. А вот они, меньшевики, так действительно ничему не научились.

Тут наш собеседник соскочил с кровати и начал кричать, указывая на хозяина квартиры:

— Да ты посмотри на него — одни кости да кожа. Жена, четверо детей, а он больше бастует, чем работает.

Хозяин улыбнулся и спокойно сказал:

— А я не жалуюсь, хотя и беспартийный.

— Как же, за ними идешь,— злобно бросил в ответ меньшевик.

— Иду, потому что дорога их правая. Хочу, чтобы моим жене и детям лучше жилось, а насчет твоей жалости ко мне и к моим детям, так ее я слышал и от фабриканта, и от полицейского.

На этом вспышка спора временно прекратилась. Но когда вечером пришел Николай, спор загорелся с новой силой.

— Ортодоксы! — кричал меньшевик,— не хотите уходить из подполья, ну и сидите там, но зачем же в легальные организации лезете?

— А затем, чтобы вас оттуда вышибить,— ответил Николай,— и рабочих подготовить к решительной схватке с царизмом и буржуазией.

Меньшевик долго не мог успокоиться, но мы с ним в спор больше не ввязывались. Нужно было потолковать, как и куда устроить меня на работу. Перебрали почти все металлообрабатывающие заводы, остановились на «Новом Лесснере». Там было три литейных: по меди, чугуну и стали. На этот завод желательно было устроиться еще и потому, что партийная организация там была ослаблена последними арестами. Уходя, Николай сказал:

— Завтра перетаскивай сюда свои вещи с вокзала, а я переговорю с товарищами, вечером приду и скажу о результатах, думаю, будут хорошие.

Я был доволен первым днем жизни в Питере. Вечером на другой день пришел Николай с радостной вестью. Все устроилось хорошо. Надо идти оформляться на работу формовщиком в сталелитейную, на завод «Новый Лесснер».

Так началась моя жизнь в Петербурге.

Рабочие завода «Новый Лесснер» в 1913 г. стойко выдержали 102-дневную забастовку. Эту забастовку, которой руководила наша партия, поддержали рабочие других заводов России. Причины возникновения забастовки и ее ход изо дня в день освещала газета «Правда».

Непосредственной причиной забастовки послужила трагическая смерть токаря этого завода Стронгина, которого мастер обвинил в краже куска меди и пригрозил выгнать за ворота с отметкой, что «уволен с завода за воровство». Рабочий не выдержал оскорбления и повесился. Утром рабочие нашли его труп. В кармане была записка:

«Товарищи, не знаю, писать ли вам. Напишу... Мастер обвинил меня в воровстве. И вот, прежде чем покончить расчеты с жизнью, говорю вам, товарищи: я невиновен. Об этом говорит моя совесть, мое сердце, моя рабочая честность, но доказать этого я не могу. Уйти же с завода с клеймом вора, поставленным мне мастером, я не в силах. И вот я решил покончить с собой. Прощайте, дорогие товарищи, и помните — я невиновен.

Письмо было напечатано в газете «Правда». Я на всю жизнь запомнил это скорбное письмо, в строках которого отразился весь ужас бесправия рабочего класса в царской России.

Рабочие потребовали увольнения мастера. Правление завода отказало. Тогда была объявлена забастовка. Похороны Стронгина вылились в мощную демонстрацию солидарности рабочих, протеста против жестокого гнета и бесправия. В похоронах участвовали многие тысячи рабочих не только Выборгского, но и других районов Питера...

Прошло две недели, как я начал работать в сталелитейном цехе завода «Новый Лесснер». Мне удалось быстро сблизиться с рабочими. Этому помогло мое знание профессии. Стальное литье мне хорошо было знакомо, и я старался не ударить в грязь лицом перед товарищами.

Рабочие, видя, что я более успешно, чем многие, справляюсь со своим делом, стали подходить ко мне во время работы и особенно в обеденный перерыв за помощью и советом. Быстро завязывались знакомства, и это создавало основу для партийной работы. Вскоре рабочие избрали меня членом правления страховой кассы от заводов. Через эту кассу большевики имели возможность укреплять свои связи с рабочими и вести среди них политико-просветительную работу.