Карлос Гон - Гражданин мира

Партия, начатая летом 1998 года, была завершена в течение нескольких недель между серединой февраля и концом марта 1999 года. К этому времени окончательно вышел из игры «Даймлер-Крайслер». Ввязавшись в процесс слияния с «Крайслером», который оказался тяжелее, чем это виделось изначально, Юрген Шремпп не смог убедить американских представителей в своем административном совете в необходимости использовать эту уникальную возможность. Честно придерживаясь принципа «слияния равных», который впоследствии он назвал «приманкой», Шремпп отказался действовать с позиции силы. Для «Рено» все это оказалось удачей века, представившейся на пороге нового тысячелетия. Но этой удачей надо было еще суметь воспользоваться. В данном случае это означало суметь убедить главного акционера — французское государство.

Луи Швейцер хорошо подготовился к обсуждению вопроса с главным акционером. Понеся тяжелые финансовые потери в 1996 году, «Рено» сумел быстро выправить положение и уже в следующем году стать прибыльным предприятием. У компании нет долгов, у нее здоровые финансы, широкая гамма продукции, в составе которой особенно выделяется «Сценик» — первый однообъемник, ставший «звездой» на европейских рынках. Экспансия в Турцию и в Меркосур (Бразилия) была полностью профинансирована. «Рено» омолодил свои кадры и полагает, что с имеющимися работниками можно замахнуться на осуществление японского проекта. Швейцер подготовил все эти аргументы для того, чтобы убедить своего главного акционера. Представился исторический шанс обеспечить будущее компании в долгосрочной перспективе путем изменения масштабов и географии ее деятельности, увеличения технологического потенциала и финансовых возможностей. Определенный риск имел место, но он был просчитан и не столь велик, как риск, связанный с пассивным созерцанием происходящих в отрасли процессов глобального передела собственности. Однако как акционер промышленных компаний французское государство никогда не отличалось ни прозорливостью, ни смелостью — и это еще мягко сказано. Концепция государственной политики всегда была противоречива: с одной стороны, признавалось, что, действуя в конкурентной среде, государственные компании должны обладать такой же управленческой свободой, как и их частные соперники, но одновременно от них требовали социальной и политической «ответственности». При этом само государство вело себя безответственно в отношении благополучия компаний, например, когда допускало или поощряло крайне рискованные стратегии банка «Креди Лионе» и компании «Франс Телеком». Наконец, хотя это и не стало системой, прослеживается определенная тенденция использовать государственную собственность в политических целях, интегрировать руководящие должности в государственных компаниях в специфическую французскую систему «перелезания из одной шкуры в другую», что наблюдается каждый раз при очередной смене власти. Правда, Луи Швейцеру хорошо знаком этот мир. Долгие годы он возглавлял секретариат Лорана Фабиуса в министерстве финансов, затем в министерстве промышленности и, наконец, в правительстве Франции. Руководитель «Рено» не социалист, но он «сочувствует» левым. Он на «ты» со многими высокопоставленными чиновниками действующего правительства, министрами и советниками, получил такое же, как и они, образование и вошел в активную жизнь через ту же самую дверь: Национальную школу высших административных кадров, точно так же, как и премьер-министр Лионель Жоспен. Как и положено в таких случаях, представленные Швейцером предложения должны были рассматриваться на самом высоком уровне, и рассматриваться благосклонно. В данном случае государство-акционер сыграло свою роль не совсем обычным образом: оно согласилось принять такой стратегический риск, какой вряд ли был бы принят частным акционером.

В Токио происходит то же самое: правительство не только не препятствует, но даже поддерживает создание Альянса. В принципе, возможность такого отношения не была очевидной. Крупные японские компании, в том числе и «Ниссан» в автомобильной промышленности, в течение нескольких десятилетий осуществляли крупномасштабную международную экспансию, но внутренняя политика Японии была крайне враждебна проникновению иностранных компаний. Меркантилистская логика «Japan Inc.» проста: экспорт, идет ли речь о товарах, заводах или капиталах, — это хорошо; импорт — это признание собственной слабости. Прямые иностранные инвестиции, мощный двигатель глобализации, развернувшейся в 1980-х годах, считаются в Японии «персоной нон грата». Слияния на дружественной основе происходят крайне редко. Агрессивные поглощения абсолютно исключены.

Но тектонические подвижки происходят и в Японии, как и повсюду. Начиная с середины 1980-х годов страна расплачивается как за колоссальный мыльный пузырь, созданный фондовой биржей и рынком недвижимости, так и за свою неспособность модернизировать безнадежно устаревшую модель экономического роста. Когда этот мыльный пузырь лопнул в начале 90-х годов, мировой рекордсмен по экономическому росту превратился в зону бедствия внутри Большой семерки. Япония не пошла ко дну, как обычная развивающаяся страна, поскольку она накопила огромные валютные резервы, но ее банковская система оказалась в катастрофическом положении. В стране наблюдается политическая нестабильность, ее потрясают финансовые скандалы, пошатнулась нравственность, национальная бюрократия, всегда считавшаяся безупречной, теряет свою репутацию. Вся система дает течь. Даже лучшие японские компании выходят из игры. Многие терпят убытки, а некоторые выживают лишь благодаря слепой поддержке со стороны банков, которые, как какие-нибудь персонажи мультфильма, продолжают бежать, несмотря на то что земля уже обрушилась под их ногами. Изменения происходят медленно, но все же происходят. Хотя и без энтузиазма, но вполне последовательно Япония постепенно адаптирует свое законодательство, свои правила бухгалтерского учета и ведения предпринимательской деятельности к принципам, признанным в США и Европе в качестве международных норм. Кризис подтачивает главные устои японского общественного устройства: пожизненную занятость, продвижение по службе в зависимости от трудового стажа, теснейшую смычку руководителей компаний и государственных контролирующих органов, традиционную солидарность в рамках «кейрецу», систему взаимного участия компаний в капитале друг друга. Конгломераты, история соперничества которых восходит к временам, более ранним, чем революция Мейдзи, такие, как «Мицуи» и «Сумитомо», объединяют свою деятельность в столь разных областях, как химическая промышленность и банковское дело. Более того, постепенно пробивает себе дорогу идея, что выживание может быть обеспечено путем сближения с иностранными промышленными группами. Такой позиции придерживается легендарное MITI (министерство внешней торговли и промышленности), которое вскоре будет переименовано в METI (министерство экономики, торговли и промышленности). Это ведомство, представленное в классическом труде Чалмерса Джонсона «МIТI и японское экономическое чудо» как мозг и сердце «Japan Inc.», намеревается встать в авангарде реформ. Дела не всегда совпадают со словами, но ни у кого не вызывает сомнения, что MITI одобрит намеченный альянс «Рено-Ниссан». Такого же мнения придерживаются в Кантей, официальной резиденции японского премьер-министра, в которой Кейдзо Обучи делает все от него зависящее, чтобы избежать повторения финансовой бури, потрясшей Японию в 1997 и 1998 годах (Обучи расстанется с жизнью «на посту», пораженный расстройством мозгового кровообращения). Правда, слышно и недовольное ворчание со стороны старой гвардии политиков и бюрократов. Но появление у «Ниссана» нового главного акционера-иностранца будет принято на удивление терпимо. В японской прессе, как и в большинстве мировых СМИ, первая реакция изумления сменилась в основном скептицизмом. Мало кто был готов поставить на успех данного предприятия. Подобно римлянам в знаменитых комиксах об Астериксе, и аналитики, и конкуренты отреагировали одинаково: «Они сошли с ума, эти галлы!».